Военный триптих

Мы никогда не видели один другого, но он наверняка догадывался, что в квартире кто-то пребывает. Если бы было иначе, платил бы ему кто-нибудь за молчание? Псякрев, за какое еще молчание? Эти вечные вопли за окном никакого покоя не давали. С самого рассвета они заставляли срываться на ноги – ни поспать, ни спокойно поработать было просто невозможно. Только в воскресенье дом замирал, когда его суеверные обитатели толпой валили в ближайший костёл помолиться за благополучие гниющего мира. Словно бы это могло в чем-нибудь помочь, отсрочить окончательный приговор. Интересно, где были все их святые, когда их свободу затоптали в осенней грязи?...

В углу двора, возле перекладины для выбивания ковров, вечно осажденной детворой, таяли остатки снега, вскрывая старинную грязь. Дворник уже гордо шествовал в том направлении с метлой в руке. При этом он наверняка напевал себе под нос какую-нибудь популярную мелодию. Я чуть ли не считывал с его губ ударные строки известных песенок: "Счастье нужно срывать, словно свежие вишни", "То последнее воскресенье", "Договорился с ней на девять"[18]... Он радовался тому, что пришла весна – наконец-то к нему никто не прицепится, что с улицы и со двора вовремя не убран снег, что можно поскользнуться и ногу подвернуть.

Как мало нужно кому-нибудь для счастья.

Я отошел от окна. Усаживаясь в кресло, протянул руку за отложенной на стол книжкой. Потрепанная обложка свидетельствовала о том, что читали ее много и часто. Но вот понимали ли? Что сказал бы Платон, живя здесь и сейчас, как я, под замком? Какую идею вывел бы из этого? Я не был поэтом, не нарушал фундаментов существующего мира – так чем же заслужил на медленное умирание в одиночестве? Наши представления о жизни стоят всего лишь столько, насколько учат нас, как жить. Меня они научили ничему, разве что только затупили атавистические инстинкты. Я обрел сознание. А что утратил?

Ах, милый старичок Платон...

А вот интересно, как бы выглядел он в солдатском мундире, дирижируя – словно оркестром – расстрельным взводом? Наверняка ему было бы не до смеха, найдя время на размышления за колючей проволокой концентрационного лагеря? Какой диалог установил бы он со своей жертвой или же со своим палачом?

Со злостью я бросил книгу на пол. Вот где твое место, выродок-афинянин! Среди пыли, грязи и гарцующих в отсутствии человека мышей. Пускай же они, проголодавшиеся, слопают твои фантасмагории. Мир и без них скатится на самое дно.

Настенные часы пробили полдень. Музыкальный механизм отыграл веселую народную мелодию. В коридоре раздались чьи-то возбужденные голоса. Сквозь глазок в дверях я увидал двух грузчиков, сносящих сверху старый комод. Люди распродавали все, что было у них самого ценного, лишь бы только было что положить в кастрюлю. Вслед за грузчиками шествовала невысокая, высушенная старушенция. Медленно, помогая себе тростью, спускалась она по лестнице, следя, не повредят ли по неосторожности ценный предмет мебели. Через какое-то время на площадке появился и дворник. Он обменялся с женщиной парой слов и пошел выше. Если я правильно все расслышал, от гражданских властей квартала он получил приказание убрать крышу дома.

Апокалипсис апокалипсисом, но порядок быть должен.

В кухне я вынул из укрытия остатки черствого хлеба. Несколько кусочков с отвращением сунул в рот. Долго напитывал их слюной, чтобы, в конце концов, можно было проглотить, не поранив пищевод. Племянник приятеля должен появиться завтра, самое позднее – послезавтра. Как-нибудь выдержу до того времени без вечерних фруктов и лакомств - рассмеялся я про себя, не помня даже, это сколько же времени прошло, после того, как я последний раз посетил кондитерскую. Это должно было происходить несколько столетий назад, в какое-то из воскресений или государственных праздников. Я прогуливался с Сарой, как вдруг нам ужасно захотелось чего-нибудь сладенького. Сегодня Сары уже нет, а вот та чертова кондитерская, наверняка, процветает, лаская рафинированные вкусы жителей города. Вечно находятся такие, что зарабатывают сумасшедшие деньги, когда другие сдыхают от голода.

Поскольку ничего лучшего для работы не было, я попросил прощения у Платона. Я зачитывался "Пиром" до тех пор, пока не сделалось совсем темно.

2

Спал я беспокойно. Мне снился дворник, прогоняющий детей от перекладины для выбивания ковров и ругающий старуху за то, что грузчики, сносившие ее мебель, поцарапали стены на лестничных площадках. Мужчина угрожал, что донесет на женщину соответствующим властям, а на допросе старуха наверняка все скажет: фамилии, адреса...

Проснулся я весь в поту. Сбросил промокшую сорочку и вытерся в ванной полотенцем. Я научился жить в темноте, по квартире передвигался практически на память, с закрытыми глазами. Когда наступал вечер, я запускал свой внутренний радар – словно кот или летучая мышь. Ни разу еще не случилось такого, чтобы я налетел на стол или стул. Когда от этого зависит твоя жизнь, по веревке ходить научишься, даже имея всего одну действующую ногу.