Военный триптих

Убийца, которая так никогда и не призналась в совершении преступления, пережила войну. Она занималась торговлей, после 1945 года перебралась в Ополе, где продавала газеты в киоске. Когда ее распознали, она решила бежать дальше. Куда – никому не известно, в начале пятидесятых годов все следы Горгоновой пропал. Приблизительно в то же время (в 1953 году) умер и инженер Заремба.

10 мая 2007 г.

Прим.перевод.: Название рассказа взято из стихотворения Федерико Гарсиа Лорки "Касыда о плаче" (перевод А. Гелескула - http://www.aai.ee/~vladislav/poesia/index1.html?http://www.aai.ee/~vladislav/poesia/rus/copies/Lorca/lorka_1936_divan.html)

Я захлопнул окно,

чтоб укрыться от плача,

но не слышно за серой стеной

ничего, кроме плача.

Не расслышать ангелов рая,

мало сил у собачьего лая,

звуки тысячи скрипок

на моей уместятся ладони.

Только плач - как единственный ангел,

только плач - как единая свора,

плач - как первая скрипка на свете,

захлебнулся слезами ветер

и вокруг - ничего, кроме плача.

И ДА ОХВАТИТ ТЕБЯ СТРАХ

Niech ogarnie cię lęk

1

Я умирал.

Точно так же, как и весь мир за окном моей комнаты.

Умирал, залитый лучами весеннего солнца.

Не было для нас спасения. Застигнутые врасплох, мы уходили в конъюнкции[17]. Среди вздымающегося в воздухе запаха гнили и всеобщей безнадежности.

Наш уход сопровождался гомоном и визгами детворы, играющейся во дворе старого, помнящего еще времена царя Александра доходного дома. Иногда туда же заглядывали уличные продавцы газет, гуталина, предапокалиптических семейных памяток, от которых теперь не было ни малейшей пользы. Разве что какой-нибудь случайный прохожий мог бросить какую-нибудь мелочевку в банку от тушенки за медаль предка времен сражений на Кавказе или российско-японской войны.

Я не хотел умирать среди воплей хозяек, чистящих на трепалке покрытые пятнами коврики и вешающих на веревке старые, протертые во многих местах простыни. Только выбора у меня не было. Мир отбросил меня на обочину, полностью лишая свободы выбора. Я торчал в закрытой комнате словно дикий зверь, схваченный в силки, поставленные опытным браконьером. Ночами попеременно ко мне приходили то испуг, то громкий, пустой смех.

Меня обманули.

Меня предал разум, который обманно подсказывал, что ничего плохого не случится. Те, у которых ума было значительно меньше, успели смыться, усевшись на один из многочисленных кораблей, отплывавших в последние месяцы перед пожаром в свободный мир. Я же верил в Аристотеля, Паскаля, Канта, утратив в своем забытье самый первоначальный из всех инстинктов – инстинкт выживания.

Так что вот сейчас я сдохну, и никто даже и не заметит, что меня нет. Детволра все так же будет пинать тряпичный мячик, жирные бабищи будут выступать на своих мужей, возвращающихся из пивной под хмельком; старушки же ни на секунду не перестанут бормотать молитвы перед маленьким алтарем Девы Марии, наскоро устроенном в углу двора. Разве что соседский пес учует выделяющийся из моей комнаты запах смерти, встанет под дверью и, ничего не понимая, начнет нервно лаять, после чего сбежит из коридора, поскольку хозяин пнет его ногой.

Солнечные лучи затанцевали на стекле, пробились сквозь занавески и закончили свое далекое путешествие на моем лице. Я захлопал ресницами, пробуждаясь из летаргии.

Какой сегодня день? Вторник, среда, четверг? Кто бы там помнил... Сколько их, нераспознанных, уже прошло.

Судя по перемещениям снаружи, воскресенье это быть не могло. Кто-то кричал. Другой голос, сварливый и скрежещущий, отвечал. Натуральное межлюдское общение, наполненное простейшими эмоциями.

Я встал у окна, пряча лицо за занавеской. Будет лучше, чтобы меня и не заметили. Эта квартира считалась пустой. Ее хозяин эмигрировал четыре года назад – он был одним из тех, кто не дал себя обмануть. Только лишь иногда с другого конца города на трамвае приезжал его племянник – официально, чтобы полить цветы и раз в месяц заплатить за квартиру дворнику. Другое дело, что он платил он ему несколько больше, чем это следовало из официального тарифа. Дополнительные деньги были от меня, за них я покупал молчание и покой. А точнее – умирание.

Знал ли обо мне дворник?