Я пришел в приемный покой в новеньком костюме, подаренном матерью, и увидел истекающую кровью девушку. Ее звали Иветта. На месте ей дали обезболивающее, и теперь она была подключена к аппарату ИВЛ. Она нуждалась в экстренной операции. Ее систолическое давление было угрожающе низким – около сорока. Врачи приемного покоя стремительно ставили капельницы, но я понимал, что, если буду ждать, пока они закончат, девушка умрет. Я снял пиджак, закатал рукава рубашки и попросил дать пару стерильных перчаток и скальпель. Нужно было остановить кровотечение, причем немедленно. Я знал, что следует пережать аорту, и решил добраться до нее самым быстрым способом, чего никто вокруг не ожидал. Должен признать, со стороны это, наверное, выглядело жутко. Я сделал срединный разрез от грудины до лобка, даже не воспользовавшись антисептиком, и быстро поставил зажим на аорту. Ей разворотило весь таз, но с этим можно было разобраться потом, когда давление восстановится.
Мои новые брюки и ботинки были залиты кровью, а пиджак потерялся во всем этом беспорядке. Я быстро переоделся в хирургический халат и зашел в операционную.
У ДЕВУШКИ БЫЛИ ОБШИРНЫЕ ТРАВМЫ УРЕТРЫ, МОЧЕВОГО ПУЗЫРЯ, ВЛАГАЛИЩА И МАТКИ, А ВСЕ ЕЕ КРУПНЫЕ АРТЕРИИ И ВЕНЫ ПОВРЕЖДЕНЫ.
Самому мне было не справиться. Я позвонил Джонатану Рамзи, очень уважаемому мной урологу-консультанту, и попросил дежурного хирурга-ортопеда зафиксировать ее таз. К этому времени, поставив зажимы на все кровоточащие вены и артерии, которые только смог найти, я практически остановил кровопотерю. Хирург-ортопед занялся внешней фиксацией ее таза, в то время как мы с Джонатаном обсуждали дальнейшие действия. У нее были огромные рваные раны, затронувшие матку и мочевой пузырь, из которых вытекала кровь. Мочеточникам, по которым моча попадает из почек в мочевой пузырь, срочно требовалась квалифицированная помощь Джонатана. У нас состоялся тяжелый разговор о том, следует ли проводить гистерэктомию. Следовало ли удалить матку или же попытаться сохранить? Если бы мы оставили матку и девушка умерла, это было бы кошмаром, но если бы она выжила, возможно, смогла бы завести детей. Оба варианта были сопряжены с большим риском.
Джонатан залатал ее органы, в то время как я зашил кровеносные сосуды и восстановил кровоснабжение таза и ног. Несколько часов подряд мы накладывали один шов за другим, пока кровотечение наконец не остановилось.
Тем не менее она по-прежнему была в чрезвычайно тяжелом состоянии. Помимо всех остальных проблем, у нее была скальпированная рана таза – кожа физически отделена от нижележащих тканей. Около семи вечера она оказалась в палате интенсивной терапии, но, учитывая тяжесть ее травм, по нашим прикидкам, шансов пережить ту ночь у нее было десять процентов.
Тогда-то я и встал на путь, с которого мне теперь не сойти. Я твердо решил, что не дам ей умереть. Всю ночь напролет я обкладывал тампонами каждый источник кровотечения в ее теле, меняя по мере пропитывания кровью. К девяти утра я был совершенно измотан, но она была жива.
Следующие три месяца Иветта раз за разом возвращалась в операционную на всевозможные процедуры пластической и урологической хирургии, все остальное время оставаясь в палате интенсивной терапии под бдительным оком Марко Палаццо, заведующего отделением. Несколько месяцев спустя ее выписали домой, к невероятно заботливым родным и парню, вскоре ставшему ее женихом. Два года спустя мы с Джонатаном сидели в церкви и смотрели, растроганные до слез, как отец Иветты ведет ее к алтарю. Это был знаменательный момент – прямо как когда мы узнали, что она ждет своего первого ребенка.
Это упрямое нежелание признавать, что Иветта может умереть, осталось со мной. И я был преисполнен такой же решимости теперь, когда речь шла об Абу Васиме. Он и его коллеги были обеспокоены тем, как отнесется к ним сирийское правительство, если они воспользуются его предложением покинуть Алеппо по предоставленному безопасному коридору. Они слишком хорошо знали, что ждало людей, считавшихся помощниками мятежников. Должен был быть другой выход. Между тем без помощи ООН, судя по всему, было не обойтись – в идеале нужно было добиться перемирия, согласованного с Асадом. Но с чего бы ему соглашаться на это? Да и кто будет его уговаривать? Он мог бы прислушаться к России, но не было совершенно никакой гарантии, что удастся убедить Россию пойти на это. На поддержку ООН тоже рассчитывать не стоило из-за наложенного Россией в Совете Безопасности вето.
Эти, казалось бы, неразрешимые вопросы крутились у меня в голове. Я даже не знал, с чего начать, и решил бить по всем фронтам, принявшись строчить электронные письма и звонить всем представителям правительства Великобритании и других стран, чьи контакты у меня только были. Моя решимость помочь Абу Васиму и его коллегам подкреплялась с каждым полученным по WhatsApp сообщением, которых в последние бурные недели 2016-го было очень много.