Военный врач. Хирургия на линии фронта

Мы видели девочек, младшим из которых было всего девять лет, изнасилованных суданскими солдатами или джанджавидами[58]. Некоторые забеременели, но их таз был недостаточно развит для естественных родов – голова ребенка была слишком большой и попросту не могла пройти через родовой канал. Эти беременные девочки пытались родить часами, и зачастую роды растягивались на несколько дней. Из лагеря их привозили на запряженной лошадью телеге в наш крошечный госпиталь.

Порой у пациенток развивался столь сильный сепсис, что ребенок умирал в утробе, прежде чем мы успевали до него добраться, и тогда приходилось проводить некрэктомию плода – операцию, от которой, как мне казалось, остались лишь упоминания в учебниках по истории. Все начиналось с вагинального осмотра, в ходе которого обнаруживался не готовый начать жизнь младенец, а зловонная масса в шейке матки: плод уже был мертв и становился источником гангрены. Операция заключается в проделывании отверстия через родничок в голове ребенка с помощью больших ножниц, которыми вскрывается голова, чтобы можно было выдавить мозг. После этого вокруг черепа устанавливаются зажимы, и ребенок вытаскивается.

ПОЧТИ НЕВОЗМОЖНО БЕСПРИСТРАСТНО ОПИСАТЬ ПРОЦЕДУРУ, ЧУДОВИЩНЕЕ КОТОРОЙ СЛОЖНО ПРЕДСТАВИТЬ: ОНА НАНОСИТ ГЛУБОЧАЙШУЮ ПСИХОЛОГИЧЕСКУЮ ТРАВМУ И МАТЕРИ, И ВЫНУЖДЕННОМУ ВЫПОЛНЯТЬ ЕЕ ПЕРСОНАЛУ. ЭТО БЫЛ НАСТОЯЩИЙ АД ДЛЯ ХИРУРГА, И ЗА ВОСЕМЬ НЕДЕЛЬ, ПРОВЕДЕННЫХ ТАМ, ЛУЧШЕ НЕ СТАЛО.

Вдобавок ко всей этой эмоциональной пытке приходилось еще иметь дело с беспощадным климатом. Штаб нашей миссии строили, особо не задумываясь о людях, которые будут там жить. Моя комната располагалась в кирпичном доме с блестящей алюминиевой рифленой крышей, которая должна была отражать солнечный свет, но на деле превращала здание в печь со средней температурой внутри около сорока пяти градусов, будь то днем или ночью. Обычно мы прекращали оперировать между полуднем и тремя часами дня – температура в это время поднималась чуть ли не до пятидесяти пяти градусов.

После небольшого перекуса я возвращался в операционную, полностью раздевался и садился на пластиковый стул с дырками, через которые пот с меня просто стекал на пол. Не было ни малейшего ветерка, и вокруг меня стояли бутылки с водой, чтобы я мог восполнять литрами выходившую из меня вместе с потом жидкость. Ночью становилось еще хуже, поскольку москитная сетка удерживала немалую часть тепла, и каждую ночь я спал на резиновом коврике, утопая в луже собственного пота.

После одного особенно тяжелого дня, который начался спозаранку, у меня развилась такая сильная головная боль, что я не мог продолжать работать. Я рассказал о своем самочувствии анестезиологу, и мы решили закрыть операционную на ночь. Я пошел полежать, но вскоре у меня начались сильная рвота и интенсивные мышечные спазмы в руках и ногах. Я выпил совсем немного воды, но все тут же вышло наружу. Физический дискомфорт усугубляли гнев и раздражение из-за безнадежного состояния молодых девушек и девочек, которых мы старательно лечили и пытались спасти от ужасающих последствий сексуального насилия.

К ТРЕМ ЧАСАМ НОЧИ У МЕНЯ НАЧАЛИСЬ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ – Я ВИДЕЛ, КАК ТРАКТОРЫ С ОГРОМНЫМИ КОЛЕСАМИ БОРОЗДЯТ ГРЯЗЬ ПОСРЕДИ МОЕЙ КОМНАТЫ.

Видения все продолжались и продолжались. В четыре утра, когда встало солнце и заревели ослы, мне стали мерещиться слоны. Когда я пропустил завтрак в восемь, пришел руководитель миссии, застав меня в предкоматозном состоянии. У меня были гипертермия и обезвоживание, и, если бы мне тотчас же не помогли, случился бы необратимый тепловой удар, и я бы умер. Анестезиолог тут же взял ситуацию под контроль и положил меня в палату, где я же и работал, установил мне катетер и внутривенную капельницу – литры физиологического раствора спасли мне жизнь.

Вскоре после выздоровления меня попросили осмотреть девочку лет тринадцати, которая нуждалась в кесаревом сечении – роды у нее продолжались вот уже три дня. Хотя шейка матки и была полностью раскрыта, акушерки могли лишь дотронуться до головы ребенка и полагали, что он все еще жив.

Я подошел к этой красивой девочке и взял ее за руку, чтобы поприветствовать, но она резко отстранилась и, прежде чем я успел объяснить, кто такой, плюнула мне в лицо.

Я был так потрясен, что отпрянул и поспешно покинул палатку. Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Помню, как пошел искать своего анестезиолога, который был родом из Лиона. Он попытался найти этому объяснение, сказав, что она, наверное, ненавидела всех мужчин – скорее всего, ее изнасиловали, и вся семья наверняка была мертва.