Военный врач. Хирургия на линии фронта

Позже в ту неделю я изо всех сил пытался выяснить, что стало с детьми этой женщины. Я чувствовал свою ответственность и хотел передать им деньги через УВКБ ООН, заведовавшее лагерями беженцев. Я отдал всю наличку, которая была у меня с собой, около 300 фунтов, официальному представителю и сказал, что по приезде домой выпишу банковский чек, чтобы им помочь. Вернувшись домой, я потратил немало времени в попытках разыскать их, но все было тщетно.

Даже годы спустя я испытываю чувство отчаяния, вспоминая о том случае. Он затронул не только меня. После неудачной операции мы с анестезиологом, подавленные, молча вернулись в штаб миссии. Я чувствовал напряжение, исходящее от него, когда мы подходили к нескольким сидящим за столом иностранным волонтерам, которые пили и курили. Когда мы приблизились к ним, он, окончательно потеряв самообладание, опрокинул их стол и швырнул в воздух пепельницы и пиво, принялся кричать и вопить, ломая стоящие на веранде стулья и все, что только попадалось под руку. Я точно знал, что он чувствует.

Эта исключительно тяжелая поездка наконец подошла к концу, и после возвращения в Лондон я отправился в штаб-квартиру «Врачей без границ», чтобы отчитаться о ней. Это стандартная процедура после каждой командировки, и обычно она занимала не более сорока пяти минут. Перед этим я принимал пациентов в амбулатории, поэтому пришел к ним в элегантном костюме и галстуке.

Я вышел из маленькой комнаты, где отчитывался о поездке, примерно шесть часов спустя совершенно разбитым, не в силах сдержаться.

Я ПРОРЫДАЛ ЧАСА ЧЕТЫРЕ, И МНЕ БЫЛО НЕВЕРОЯТНО ЖАЛЬ ТЕХ ДВУХ ЖЕНЩИН ИЗ «ВРАЧЕЙ БЕЗ ГРАНИЦ», КОТОРЫМ ПРИШЛОСЬ ВЫСЛУШАТЬ, КАК Я ИЗЛИВАЮ НАКОПИВШИЙСЯ СТРЕСС, УЖАС И ЧУВСТВО ВИНЫ.

Воспоминания о проведенном в Адре времени настолько не давали покоя, что я решил – наверное, легкомысленно – вернуться в Дарфур на следующий год. Я до сих пор не уверен, хотел ли загладить вину или же изгнать демонов – наверное, и то и другое. Я попал в маленький городок Залингей, который стал прибежищем для жителей многих разрушенных деревень. К этому времени ОАС заняла горный массив Джебель-Марра. Из своего укрытия в горах они совершали весьма успешные нападения на суданскую армию и джанджавидов. Вместе с тем они понесли значительные потери и обратились за помощью к «Врачам без границ». Мы должны были отправиться к ним: если бы раскрылось их местоположение и их поймали, всех ждала бы смерть.

Дороги здесь были настолько опасными, что нам пришлось лететь в Залингей на вертолете, и с воздуха было хорошо видно целые деревни, сожженные дотла в рамках политики выжженной земли.

Нет никаких сомнений в том, что со стороны арабов это был самый настоящий геноцид чернокожих африканцев в Дарфуре, за который правительство Судана и Джанджавид несут полную ответственность.

Население Залингея составляло около двадцати тысяч человек, что делало его чуть более безопасным местом. Очень многие деревни, в которых жили менее тысячи человек, сровняли с землей. Позже во время миссии я был в одной из них, когда туда верхом на лошадях прибыли джанджавиды. Их было не менее тридцати, они неслись, словно в кавалерийском броске, с ружьями наперевес. Люди спасались бегством, мы решили не вставать у них на пути и спрятались за машинами. По прошествии, казалось, многих часов, хотя прошло не более двадцати минут, примерно тридцать жителей деревни лежали мертвыми, еще около шестидесяти были ранены.

Командир отряда джанджавидов подъехал на коне к нам четверым, прятавшимся за машинами, и потребовал представиться. Одна из медсестер принялась безудержно плакать, и я ощутил то самое пресловутое чувство неминуемой гибели. Мне уже не раз доводилось испытывать это чувство прежде и еще неоднократно предстояло ощутить в будущем. Мои ноги стали ватными и задрожали. Было невероятно страшно оказаться под палящим солнцем в окружении вооруженных мужчин с дикими взглядами, которые только что убили столько людей. Когда мы объяснили, что выполняем гуманитарную миссию, приехали помогать людям и не преследуем никаких религиозных или политических целей, нам разрешили двигаться дальше. Когда мы спешно уезжали, я оглянулся назад и увидел, как джанджавиды опустились на колени в песок, чтобы помолиться – наверняка во славу своей доблестной победы.