Военный врач. Хирургия на линии фронта

Я воспользовался советом и прождал четыре дня, глядя на человека, сидящего на пластиковом стуле. В транзитной зоне, кроме нас двоих, никого не было – все остальные отправились развлекаться, ведь на дворе было Рождество. Казалось, он мной очень заинтересовался: не сводя с меня сверлящего взгляда, он все время жевал семена бетелевой пальмы. Я попытался завязать разговор, но он не знал ни английского, ни французского, а я не говорил на банту. Он просто сидел и смотрел.

Двадцать девятого декабря я не выдержал и сел на самолет до Парижа, а оттуда улетел в Лондон. Я добрался до дома, чувствуя к самому себе некоторую жалость, но как раз успел послушать другое свое интервью – на этот раз в эфире радиостанции «Би-би-си радио 4» с Эдди Майром.

Я несколько сомневался, когда получил это предложение – уважая Эдди Майра как журналиста и радиоведущего, переживал, что его уровень мне не по зубам. Я слышал, как он разносил в прямом эфире в пух и прах политиков, которые, пожалуй, этого заслужили, но все равно боялся, что он может точно так же разорвать на части и меня. Поэтому, подъезжая две недели назад на велосипеде на встречу в его львином логове на «Би-би-си», я испытывал некоторое волнение, но меня приняли как родного. Мне снова предоставили возможность донести до людей информацию о том, что на самом деле происходит в Сирии.

Я смог рассказать зрителям историю, стоящую за образом у меня в голове. Однажды на каталке в приемном покое я увидел раненного в грудь мертвого мальчика лет пятнадцати. Его густые черные волосы были идеально уложены, и, хоть он и был мертв, казалось, будто он улыбается во весь рот. Это был особенно бурный день, и в больницу поступило много раненых, но я никак не мог отвести взгляд от лица этого мальчика, совершенно потеряв счет времени. Почему он улыбался? Может, потому, что его больше не мучила боль из-за того, что пришлось пережить ему или его семье? Или же он насмехался над всем безумием ситуации, в которой все мы оказались? Этого я так никогда и не узнаю, но это улыбающееся лицо продолжает смотреть на меня сквозь тьму бессонных ночей, которые бывают, когда я вспоминаю то время.

Позже весной я все-таки добрался до Банги. К тому времени самые ожесточенные бои подошли к концу, и случались лишь отдельные столкновения. В больнице было несколько пациентов с весьма необычными случаями – например, мужчина со столбняком. В Британии эту болезнь можно встретить лишь в учебниках по медицине, а здесь был живой человек, в кровь которого через открытую рану попала бактерия Clostridium tetani (столбнячная палочка), в результате чего развились мышечные спазмы. Любое резкое сокращение группы мышц может вызвать спазм этой и окружающей мышечных групп. Спазм лицевых мышц в медицине официально называют сардонической улыбкой. Болезнь может привести к летальному исходу: если произойдет спазм дыхательных мышц, у пациента может развиться гипоксия, и он умрет. Лечение заключалось в том, чтобы просто наблюдать и ждать, давая пациенту спазмолитики и седативные препараты.

МНОГИЕ ПАЦИЕНТЫ ТРЕБОВАЛИ ПОВТОРНОГО ХИРУРГИЧЕСКОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА, И НЕМАЛУЮ ЧАСТЬ ВРЕМЕНИ Я ОПЕРИРОВАЛ ЛЮДЕЙ, У КОТОРЫХ ПРЕДЫДУЩИЕ ОПЕРАЦИИ ДАЛИ ОСЛОЖНЕНИЯ.

Хоть за пределами больницы время от времени и происходили столкновения, большинство конфликтов, с которыми мне приходилось иметь дело, были внутренними, между иностранными волонтерами. Иногда попадаются фантастические люди, которые работают сообща, а иногда… не совсем. Когда к нам доставили юношу с огнестрельным ранением бедра – пуля прошла через поверхностную бедренную артерию и вену, – он, вне всякого сомнения, нуждался в операции, в противном случае лишился бы ноги. Это была стандартная процедура – нужно пережать в двух местах артерию и вену, удалить поврежденный участок, а затем обойти его с помощью вены из другой ноги.

Между тем анестезиолог, бывшая иностранным волонтером, отказалась вводить пациента в наркоз, поскольку была не согласна с моим планом действий. Как я уже отмечал, каждый имеет право выразить несогласие, и я охотно обсуждаю сложные случаи. У анестезиолога, однако, началась настоящая истерика, она отказывалась слушать разумные доводы и просто стояла передо мной и кричала. С большим трудом мне удалось сдержаться и найти другого анестезиолога. Но даже тогда мне было слышно, как та анестезиолог зудит о случившемся кому-то над ухом в соседней комнате. Все это было очень неприятно, и даже наутро, когда мальчик поправлялся после успешной операции, она продолжала об этом бормотать, а во время обхода пациентов от нее так и веяло презрением в мою сторону. Она сказала, что с моей стороны было идиотизмом проводить эту операцию: мальчику требовалась первичная ампутация, и время покажет, что она была права. Три дня спустя юноша покинул больницу со всеми целыми конечностями.