Воевали мы честно

Наш танк оказался рядом с маленьким хутором из двух небольших домиков, стоявших у самой дороги. Мы пошли, осмотрели их. Хозяев не было. Они, возможно, ушли с немцами, а, скорее всего, укрылись от войны где-нибудь в лесу. Видно было, что здесь жили бедняки. Ничего хорошего мы не нашли. В одном из домов на столе стояло пять мисок с чем-то молочным. Пробовать еду мы не стали, побоялись, что она может быть отравлена. Набрали красивых открыток и вернулись к танку.

Впереди, в стороне от дороги, виднелся крупный населенный пункт. Решили заглянуть и туда. Командир оставил с собой артиллериста, а нам разрешил сходить в деревню. Подойдя к домам, осторожно заглянули в них. Никого не было видно. Заряжающий забрался на чердак одного из домов. Нашел куриное яйцо. Положил его в карман комбинезона, но, когда стал вылезать через окно, раздавил. Вычистив комбинезон, продолжили осмотр. Ничего путного не было. В хлеву стояла свинья, но у нас уже был целый ящик мяса, поэтому свинью трогать не стали. Во дворе нашли два улья. Механик Васька послал меня посмотреть, есть ли в них мед. Я подошел, но так как с детства имел к пчелам большое почтенье, в улей не полез. Сказал механику, что пчелы есть, а насчет меда не знаю. Заявив, что в колхозе его все пасечники боялись, Васька пошел к ульям. Заглянув в один из них, он улыбнулся: «Ну, ребята, с медом будем!». По его указанию мы с заряжающим пошли в дом, взяли корыто, накачали из колонки воды и принесли к ульям. Васька снял крышку и вылил половину воды в улей. Потом он стал доставать рамки с медом, смахивать рукой ползавших по ним пчел и передавать нам. Мы полоскали рамки в корыте и складывали на траве в кучу. Набралось 22 рамки. Зашли в дом, разложили все на столе. Освободили ведро от отрубей и вымыли. Стали вырезать соты и укладывать в ведро. Наиболее жирные куски, где было много меда, сразу клали в рот. Дело подходило к концу, когда я вырезал кусок и собирался уже положить его в ведро, но механик сказал: «Какой кусок! Ешь!». Я откусил и почувствовал, как в нижнюю губу ужалила пчела. Она почти вся была залита медом, и ее трудно было заметить. Я взвыл. Василий выбежал во двор, схватил комок земли и, пожевав, велел мне приложить его к губе. Я приложил, но губа на глазах стала распухать. С рамками было покончено. Выглянув в окно, мы увидели входящих во двор двух незнакомых офицеров. Слегка струхнули. Незадолго до этого один из наших автоматчиков разорял улей, когда его окликнул офицер. Увлеченный опасным делом, боец непочтительно ответил. Офицером оказался военный прокурор. Автоматчик был предан суду и отправлен в штрафбат.

Мы срочно начали заметать следы. Выбросили пустые рамки, вытерли стол, залитый медом, но в комнате все равно стоял такой аромат, какой никуда не спрячешь. А офицеры, будто почуяв запах, шли прямо в наш дом. Они вошли, поздоровались. Мы несмело ответили. Офицеры повели носами: «Ребята, что, мед есть?». «Есть», — ответили мы. «А где?» — спросили. «Вон, за домом улей», — ответил Василий. «Ребята, помогите, мы не знаем, как обращаться с пчелами», — попросил капитан. Мы с заряжающим сказали: «Вася, ты оставайся, а мы пошли» и, забрав ведро с медом, направились к танку. Через полчаса увидели возвращающегося механика. В руках у Василия был большой таз с медом. На вопрос: «Как это ты?», — он ответил: «А я по-честному — половину им, половину — себе».