Воевода

— Нет, княже, Стекольна город большой, никто не спорит, — повернулся к нему Острожец. — На четырнадцати островах стоит, крепость там сильная, порт большой. Да токмо в нем немцы ганзейские заправляют, свеям никакой воли не дают. Короли тамошние в нее даже не заглядывают, ибо позор изрядный. Какой же это стольный город, когда у тебя власти в нем никакой?

— Ганзейские купцы? — встрепенулся Егор. — Так это как раз то, что надо! Уж кто-кто, а они на нехватку золота никогда не жаловались.

— Па! Вы посмотрите-то на него, други! — обратился к своим землякам северянин. — Он ни про Упсалу-то, ни про Стекольну ничего не знает, ан ужо с ходу одолеть собирается! Пустозвон-то он и трепач. На-ко, как вы токмо подумали свои головы ему доверить?

— Как ты меня назвал? — Князь выдернул из ножен саблю и вскинул перед собой, наставив Трескачу в горло. — Повтори, я не расслышал.

— Постой, постой, княже, не гневайся! — метнулся вперед Острожец, выдернул своего знакомца из-под клинка, быстро вытолкал за дверь и выскочил следом. Постучал кулаком северянину по лбу: — Жить надоело, Игнат? Это же не боярин княжий, это ватаги ратной атаман. Ушкуйники глупца и труса за родовитость одну в вожаки себе не выберут. И рубиться он умеет без жалости, и города брать. И жену свою из невольниц в княгини на Воже-озере посадил.

— Анде как же так-то можно, Михайло? — растерянно спросил северянин. — Он же не ведает, не понимает-то ничего вообще! Куда идет, на кого-то, с какой силой столкнется-то? Ты же с ним, ровно-то с писаной торбой, носишься!

— Удачлив он, Игнатушка. Везуч. А везение, сам знаешь, любое умение и талант ратный переплюнуть способно, — развел руками Острожец. — Потому на него капитал весь и ставлю. Странен наш атаман. Иной раз простых вещей не понимает, а порою никому не ведомые тайны определяет с легкостью. И везуч, везуч бесов сын до невероятности!

— Удача-то, она капризуля, — Трескач, зачерпнув снега, отер лицо. — Сегодня она здесь-то, ан завтра отвернулась.

— Вот и нужно за хвост ее хватать, пока рядом, — похлопал северянина по плечу Острожец. — Не тебе меня учить, как верно серебро пристраивать. Вот посмотри на себя. Так хорошо начинал, все в твоей власти было. И гляди, до чего доторговался? Ни кормчих, ни кочей, ничего ныне во власти твоей. Порешит тебя князь во гневе — и никто его не осудит. Сам ведь язык распустил, оскорблять начал… — Купец поежился, похлопал себя ладонями по плечам: — Ой, не поболтаешь тут у вас на воздухе. Холодно… — И Острожец нырнул обратно в дом.

Трескач вошел следом, поклонился:

— На-ко, лешшой… Не гневайся-то, княже, не хотел ничего-то обидного молвить. От и Михайло-то сказывает, ему ерунда-то какая послышалась. Ан я ведь-то ни единого плохого-то слова не сказывал. Про решительность-то твою молвил да про преданность тебе-то воинов твоих. Балуешь ты их, наверное-то, много, коли так преданы все до единого.

— Видать, и вправду послышалось, — опустил клинок Егор, который тоже не особо жаждал проливать человеческую кровь. — Бывает. Так что с кочами? Корабли ты нам дашь?

— Имею о сем две оговорки-то, княже, — хмуро ответил северянин. — На море-то я командую, и никто более. Слушать меня с первого слова-то без пререканий.

— Тебя слушать? — не понял Егор. — Ты что, с нами хочешь поплыть?

— Мне без кораблей-то своих делать на земле-то нечего, — обреченно махнул рукой северянин. — Охти-мнециньки! Продать-то их вам — без кочей останусь. За долю отдать — опять-то без кочей. Загубите в походе-то — тем паче без них. Как ни крути, все едино выходит-то сиротой без дела маяться. Уж лучше-то вместе с ними пропаду, коли-то жребий такой выпал.

— Какое условие второе?

— Обычное. На корабли-то половина добычи.

— Одну пятую, — отрезал атаман.

— Анде как же пятину, коли-то завсегда хозяину снаряжения…

— Не торгуйся, Игнатий, — качнувшись вперед, посоветовал северянину на ухо Острожец. — Плохо это у тебя получается. Прогадаешь.

— Охти-мнециньки… Ладно. Пятину, — смирился Трескач.

— По рукам? — Егор протянул ему открытую ладонь.

— Погодь, — северянин снял с крюка у двери меховую куртку. — Сперва-то схожу, погадаю.

Атаман с купцом переглянулись, Михайло пожал плечами. Остальные мужчины посерьезнели и расселись по чурбакам, скамьям и табуретам возле стола.

Хозяина дома не было долго. Наконец после длинного тонкого завывания, он сильным ударом толкнул дверь, тут же отряхнулся, громко хлопая себя по бокам.

— На-ко ты впрямь удачлив, ушкуйник-князь, — провозгласил Трескач. — Петухи-то с коровами спят, из свинарника-то ни звука, Полунощник на первую же зарубку-то откликнулся. Твоя взяла, поутру-то отправляемся. Эй вы, дармоеды! — прикрикнул северянин на земляков. — Ну-ка, бегом корабли чистить! Трюмы проверьте, масло-то и припасы походные. Для гостей наших-то еды загрузите на восемь седмиц-то пути, и льда пресного с озера-то нарежьте. Снасти подтянуть, паруса просалить… Ну, вы и сами-то знаете. Бегом, бегом, что расселись-то, как клуши вяленые?!

Мужчины, поднявшись, заторопились к выходу.

— И когда у вас утро наступает, Игнат? — поинтересовался Острожец.