Воевода

— Все ли так, как тебе нравится? Или, может, ты предпочитаешь, чтобы тебе прислуживали голые женщины? — ласково поинтересовалась она.

От такого вопроса князь подавился вином, быстро поставил кубок на стол, начал откашливаться. Елена, не помедлив ни мгновения, кубок подняла и неторопливо вылила его содержимое мужу на голову.

— Вот, стало быть, как ты честь супружескую блюдешь, кобель паршивый? Вот, стало быть, отчего тебя в походы на земли варяжские тянет? Вот чего ты в моря на ушкуях рвешься?

— Да ты сбрендила?! — вскочил, отфыркиваясь и отирая руками голову, князь Заозерский. — Не было у меня ни с кем ничего!

— А люди сказывают, что было!

— Какие люди? Не было же там никого!

Последнюю фразу он произнес зря. Жена зашипела, словно змея, и схватилась за рукоять висящего на поясе ножа.

И откуда взялся на Руси этот дурацкий обычай нигде и никогда никому с ножами не расставаться?!

Егор, спешно запихнув в рот крупный кусок рыбы, вскочил, попятился. Клинок у Леночки был небольшой, ладони в две. Только чтобы еду за столом порезать али нитку при рукоделье подсечь. Однако человека продырявить — и этого вполне хватит. Разъяренный вид супруги показывал, что она сейчас несколько не в себе и всерьез вознамерена причинить мужу, мягко выражаясь, «ощутимый вред».

— Не было ничего! Я тебе клянусь, не было! Вот те крест, пальцем не прикоснулся! — пятясь, как можно убедительнее утверждал Егор. Но никакие слова на Елену Михайловну не действовали.

И откуда она только узнала?!

Вылетев в коридор, князь пробежал несколько шагов, заскочил в первую попавшуюся комнату и захлопнул за собой толстую тесовую дверь, прижав ее ногой.

— Ах ты, кобель блудливый… — От сильного удара клинок ножа, расщепив край одной из досок, чуть не на всю длину высунулся с внутренней стороны. Хороший клинок. Кривобоковский, наверное. — Я тут, себя не жалеючи, ради него по тысяцким и посадникам бегаю! Попам в ножки кланяюсь! С купцами, как с ровней, говорю! А он в это время с чужими бабами милуется! Кроличья душонка!

Нож прошел сквозь щели раз, другой, а потом высунулся только наполовину и больше не выдергивался. По пыхтению снаружи Егор понял, что клинок просто застрял, быстро распахнул дверь и сграбастал жену в объятия, крепко-крепко прижав к себе.

— Не было у меня никого и никогда не будет! Тебя одну люблю и никого более! Родная моя, единственная, как же ты можешь в глупости подобные поверить?!

Княгиня Заозерская, изловчившись, попыталась укусить его за шею, но косоворотка спасла — ткань соскользнула по коже, и женщина лишь бесполезно клацнула зубами. Вожников, исправляя оплошность, сильнее нажал ей на затылок, чтобы подбородок оказался над плечом и, не переставая обнимать, повторил:

— Богом клянусь, не было у меня никого! Как ты можешь верить в подобный бред? Мне не доверяешь — самой этой скандинавке напиши. Она жена бургомистра в Або. Я за ее честь словом своим поручился, чтобы муж выкуп поболее собрал. Посему при себе и держал, нипочему более.

— А запирался с ней зачем?

— Не запирался я, кто тебе наплел такую глупость?

— А почему с голой?

— Потому что порвали на ней ватажники одежду, нечего напялить было. Я на нее и не смотрел даже. Ты ведь краше любой девицы в мире, на кого ни посмотри! Мне другие и не нужны вовсе. Ты моя единственная. Тебя одну люблю и никогда не изменяю.

— Она красивая, свейка эта?

— Да страшная, откуда там красотки? Тощая, пучеглазая, челюсть лошадиная и вымя, как у коровы.

— Ты мне не врешь? — всхлипнув, уточнила Елена.

— Вот те крест! — истово ответил Егор.

— А отчего другим караулить не приказал, самому зачем делать сие было? — постепенно успокаиваясь, пошла на второй круг жена.

— Заняты все были, добро собирали. — Фразу про лису, поставленную сторожить курятник, Вожников оставил при себе.

— Значит, не было ничего?

— Не было… — Он рискнул ослабить объятия, с опаской ожидая продолжения. Ведь за столом неглиже шведка ему таки и вправду прислуживала. Егор начал догадываться, откуда произошла утечка информации. Ибо, кроме Федьки, этого первосортного скандинавского сервиса не видел никто.

— Ты тогда взаправду перекрестись, а не на словах! — потребовала жена.

Князь, отойдя на шаг, осенил себя размашистым и неторопливым знамением.

— Ладно, охальник. — Елена вытянула из рукава платок, промокнула глаза. — Любоваться ему, стало быть, нравится, пока прислуживают…

— За подступами к городу следил. Не до глупостей там было.

— Пойду умоюсь, — решила княгиня. — Ты отвернись. Не смотри.

Вожников развернулся и отправился доедать ужин, подавив вздох облегчения: пронесло!

Вече собралось, как и было оговорено, первого августа. Когда на площади между торговыми рядами и Волховом стало совсем тесно, архиепископ Симеон, положив руку Егору на плечо, самолично вывел его вперед, к краю помоста:

— Вот, люд новгородский! Как и обещал, привел я к тебе атамана Егора Заозерского, князя из рода Ярославичей! Теперь тебе слово, Господин Великий Новгород! Чего от него желаешь?