Воевода

Близ Адашева и Пономарёва уже не было ни души. Все, кто минуту назад дрался не помня себя, отхлынули в торговые ряды. Одни пытались растащить чужое добро, другие защитить его, но не от огня, а от рук татей. Огонь же сам по себе всё ширился и ширился по торгу, благо пищи ему тут было вволю.

Отправившись от ударов, от тумаков, вытерев кровь с рассечённой слегка чем-то острым щёки, Адашев с ужасом подумал, что если сей миг не взяться тушить пожар, то он принесёт погибель всему Китай-городу. Но что делать, как заставить горожан идти в огонь, таскать откуда-то воду, обезопасить от пожара всё, что за торгом, — Даниил этого не знал да и был не в состоянии заставить кого-либо бежать на Москву-реку за водой. Но в это время нашлась где-то разумная сила, на торге появились приставы, ратники, и вот уже показались люди с бадьями, неся воду, и начали выливать её на огонь. Но он, похоже, забушевал ещё яростнее, пошёл вширь и ввысь. Однако воду уже таскали многие сотни людей. Одни бегали к Москве-реке, другие находили где-то бочки с водой. Людская цепь даже вытянулась от Москвы-реки до торга, и по ней с рук на руки передавались бадьи с водой.

Но огненная стихия взяла верх над толпой горожан, пытающихся залить пожар и растащить постройки, которые ещё не были охвачены огнём. Он играючи окутал заплот Богоявленского монастыря, перекинулся на хозяйственные строения монахов, на хлебодарню, на келарню, пошёл дальше на простор Китай-города. Вскоре же загорелись постройки Вологодского подворья. От него огонь перебрался на здания Ростовского подворья. Этих подворий в Китай-городе было больше десяти, все они стояли тесно, и тушить там пожар было вовсе некому. Вот уже огненный змей перелетел на Нижегородское подворье, на Прилукское. Там по крышам бегали и ползали ратники, пытаясь сбить огонь. Но он раскидывал всё новые и новые очаги пламени, уже носились на Китаем горящие доски, поднятые огненными потоками. И как-то разом люди устали от тщетных попыток покорить пожар, и никто уже не таскал воду с Москвы-реки, все кинулись спасать добро, где ещё можно было к нему подойти.

Погас всякий пыл борьбы и у Адашева с Пономарём.

— Уходить нужно, воевода, подальше от Китая, всё здесь выгорит дотла. Нет уже такой силы, чтобы задушить огненного змея, — сказал Пономарь.

— В Кремль мне надо, в Разрядный приказ, уведомить. Может, ратную силу бросят на огонь, — говорил Адашев, понимая, что Иван прав.

— За грехи наши наслал Господь пожарище — молиться забываем. Теперь надо думать о Кремнике, как его спасти.

Адашев и Пономарь поспешили в Кремль. В это время на колокольне Ивана Великого ударили в набат. Тотчас же отозвались другие колокольни Кремля: Благовещенского собора, храма Успения. Все звоны Даниил различал. Пошёл гулять набатный звон и за стенами Кремля, по всем монастырям, по всем церквям. Никогда и никто из москвитян не воспринимал колокольный набат как некое благо. Всегда колокола таким надрывным звоном возвещали бедствие. Это могло быть приближение свирепой бури, нашествие крымских или казанских татар. Всё это вселяло в горожан страх и ужас. Так и пожар, возникший в Китай-городе на торге, заледенил тысячи сердец. Предания о великих пожарах в Москве жили в каждом горожанине. Они не выветривались из памяти десятилетиями. Многие помнили пожары пятидесятилетней давности. В годы стояния великого князя Ивана Третьего.

И вот новая огненная напасть. Окажется ли она милосердной, погуляв в Китай-городе? Пока народ сбегался туда поглазеть, как пылают казённые гостиные дворы, подворья земель от Великого Новгорода до Нижнего Новгорода, монастыри, а их в Китае один к одному стоят четыре, и один из них, Никольский-греческий. Но вскоре зеваки разбежались по своим углам, улицам, переулкам. Пора было думать о спасении своего добра, своей жизни. К полудню пожар уничтожил почти все четыре монастыря Китай-города, и вот уже загорелись строения за Ильинскими воротами Китая. Отсюда огонь пошёл гулять к реке Яузе.