– Андрей не просто воевода. О нем почитай во всей Руси уже знают. Все. От хлебороба до Царя. Найти человека, который про него не слышал во всей державе не получится.
– И что?
– А тебе этого мало? Разве не знаешь, как сильны завистники в своих кознях?
– Это не повод боярам и родовитым пытаться его с грязью смешать. Что происходит? Они словно обезумили!
– Если честно, я сам не сильно понимаю. Ведь воду мутят далеко не все. Те, что с турками торг ведут или мзду с того имеют – ясно чего возбудились. Но ведь есть и другие.
– А не боятся гнева царского?
– Ну они ведь ради Царя стараются. Слухи передают. Дескать, злоумышляет Андрей против него.
– А то супруг мой не понимает, ради кого они стараются.
– Если много и упорно говорить «хрю», все вокруг могут поверить, что ты поросенок. – улыбнулся Данила. – Шучу, конечно. Но упорство этих людей понятно. Видимо им из Царьграда шепнули что. Вот и стараются, опасаясь прибылей своих лишится. А они там не малые.
– Не малые, – кивнула Анастасия. – Но ведь не только они. А остальные чего?
– Ты помнишь, как Андрей выступал на заседании Думы?
– Я не присутствовала. Как я могу помнить?
– Брось. Знаю же, что подглядывала.
– И?
– Не обратила внимание на то, как он обидел Курбского?
– За дело.
– За дело то, оно, может и так. Но он – простолюдин – обидел Рюриковича. Прилюдно. Унизил. Смешал с дерьмом. Указав на безграмотность, дикость и необразованность. Ты понимаешь, что это значит?
– Андрей вообще-то правнук Владимира Святого.
– И да, и нет.
– Как так? Об этом же все знают.
– Все да не все. Кто в нем публично это признал? Собор поместный? Или может быть твой супруг? Посему его положение очень странное. И не все верят в слухи. А если их отбросить, то кто перед нами? Простой помещик, который прыгнул выше своей головы. Без рода и племени. Его Царь обласкал и ныне позволяет унижать Рюриковичей прилюдно.
– Но ты то веришь?
– Душа душой, а кровь кровью. Он простолюдин. И дети его будут безродными. Душу им он ведь не передаст.
Царица оставила вышивку, воткнув несколько нервно иголку в поле ткани. И в упор уставилась на брата. Пауза затягивалась. Наконец, дернув щекой, он спросила:
– Как мы?
– Ну ты не сравнивай!
– Почему же? От кого мы род держим?
– От боярина новгородского.
– А он сам откуда?
Данила Романович завис, силясь придумать ответ. Анастасия же внимательно на него смотрела уверенным, немигающим взглядом.
Прошла, наверное, минута.
Наконец, Царица произнесла:
– К тому же ему уже пожалован титул графа за воинскую доблесть. И отторгнуть сей титул у него нельзя. Посему он его носит, и дети его будут носить, и правнуки.
– Граф это…
– Это граф. Те же Шереметьевы по честности ныне стоят ниже него.
– Не в глазах наших людей, – покачал головой Данила.
– Если это не прекратится, то мы потеряем Андрея. Понимаешь? Мы с мужем боимся, что он плюнет на все и отойдет на чужую службу. И остановить его мы вряд ли сумеем. Если он татар почитай месяц за нос водил по полям да лесам, то… сам понимаешь. – развела она руками. – Да и кто рискнет за ним в погоню бросаться? Разве что Курбский. Но и он не дурень в таких делах. А Андрей нам нужен.
– Нам? – чуть смешливо переспросил брат.
– Нам, – с нажимом произнесла Анастасия. – Он лучший воевода, который есть у моего мужа. Он ему верен. И он уже сейчас способен малыми силами прикрыть Русь от крупных вторжений татар.
– Ты так в этом уверена?
– Да. Мой муж видел его воинов. Он…
– Я не о том, – перебил ее брат. – А ты уверена, что он верен твоему мужу?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что я – не уверен в этом. Да, сейчас он верен. Хм. Как волк. Но волк не пес. Волк, сколько его не корми, все равно останется волком. Пока ему это выгодно. А потом?
– Что ты этим хочешь сказать?
– Я видел его в бою. Эти глаза. Жуткие. Безумные. Он был готов убить любого, кто встанет у него на пути. Я слышал эту песню, которую запели его воины, пойдя в бой. Меня самого она пробрала. Не понимаю, чем и почему. Ты представляешь? Они шли в бой, вдохновленные тем, что идут в последний бой… И готовые умереть. Убить кого смогут, и умереть, вцепившись врагу в глотку. Это жутко. Это пугает. По-настоящему пугает.
– Он вел их в боя во славу моего супруга.
– Возможно, – вяло улыбнулся Даниил. – На словах – да. А что на деле? Ты знаешь, что среди верных Андрею воинов почти повсеместны вот такие перстни? – произнес он и достал из кошелька небольшой медный перстенек.
– Что это?
– Оберег. Воинский оберег. Вот этот знак – знак Перуна – Бога войны. Самого главного из тех поганых идолищ, которого Владимир Святой сверг в Днепр. И мой человек слышал очень интересные слова. Хм. Из тьмы веков пусть громом грянет, да ратною сверкнет стезей – Перун, бог воинов удалой! Мне передали, что эти слова предназначались к оберегу этому. Будто бы он без них силы не имеет.
– Ты думаешь, что Андрей язычник?
– Не знаю, – пожал плечами Даниил. – Возможно двоеверец. Вон – знак Христа с себя не снимает. Но его устам приписывают и такие слов. – Сказал брат и продекламировал: