Воевода Шеин

Наконец пытки завершились. Была пострижена в монахини вдовствующая царица Мария, и её увезли в Высинскую пустынь за Бело-озеро. Братья Нагие были отправлены по тюрьмам в северные города Руси. Нашлись в Москве отважные люди, которые говорили, что расправа в Угличе была похожа на ту, что двадцать один год назад учинил Иван Грозный в Новгороде. Сто восемьдесят угличан бросили на плахи, и им отрубили головы. Более чем двумстам горожанам вырвали языки и отрезали уши. С соборной колокольни был снят большой колокол, в который звонил пономарь Огурец, на площади колокол выпороли кнутами и вместе с угличанами отправили в сибирский город Пелым. Память молодого боярина Михаила Шеина накрепко застолбила эти события в Угличе, и пройдут годы, а они все будут эхом отзываться в его душе.

Однако время шло и угличские страсти стали многими забываться. И то сказать, в благостные дни народ не любит вспоминать лихое время, бередить старые раны, травить душу. Царствование Фёдора Иоанновича после событий в Угличе ничем больше не омрачалось, и во многом благодаря правителю Борису Годунову. Так понимали все придворные и молодой Шеин вместе с ними, да и россияне ни в чём не могли упрекнуть Годунова. Он преуспел даже в военных делах, и посланные им воеводы с ратью сумели вовремя остановить и повернуть вспять шведов, которые подбирались к Новгороду и Пскову.

Глава вторая КУЛАЧНЫЙ БОЙ

Прошло семь лет мирной московской жизни до той самой поры, когда Михаил Шеин из долговязого шестнадцатилетнего отрока превратился в красного молодца, мимо которого никто не мог пройти, не залюбовавшись юношей. И хотя сам он был склонен оставаться незаметным, не из робости, а от скромности, но это ему мало удавалось. Так уж повелось, что царь Фёдор подбирал себе на службу подобных молодцев и они, по царскому мнению, украшали его двор. За семь лет дворцовой службы Михаил Шеин многому научился. Он не только подавал вина, будучи чашником, но и успел грамоту познать, читать и писать бегло, немецкую и польскую речь выучил. Удались ему тот и другой говор потому, что память была крепкая и чистая. Однако больше всего Михаил преуспел за минувшие годы в ратной справе. Считал он, что быть ему чашником до поры до времени: сменит он подносы на боевой щит, а ключи от погребов на булатный меч или острую саблю. Бегал он при любом удобном случае на военный двор Ходынского поля, где ратные люди каждый день учились рукопашному бою и стрельбе, да и кулачной борьбе тоже. Старый сотник, ещё сильный и кряжистый воин Кузьма Лопатин, сказал ему так:

   — Меч и сабля, или копьё, хороши против врага. А вот тебе придётся хаживать на кулачные бои, так неумелому-то и отроки «свекольников» наставят.

   — Буду учиться и кулачному бою: справа, поди, невелика.

«Справа» оказалась непростой, и далась она не сразу. Кузьма Лопатин не раз валил Михаила на землю кулаком в грудь. Во многих кулачных боях побывал Михаил в зимние праздники на Москва-реке, пока не почувствовал в себе уверенность при встречах с самыми именитыми бойцами стольного града.

Москва куражилась. Пришла зима, а с нею Святки, и москвитяне разгулялись, будоражили город с утра до полуночи, с плясом и с песнями ходили по улицам и площадям. Всюду толпились ряженые, наряжались кто во что горазд, кто медведем, кто козлом. Прихлынув на Красную площадь огромной толпой, величали царя, любезного им Фёдора Иоанновича, прозванного в народе Блаженным. И звенело над площадью: «Той авсень[6]! Той авсень! Мы искали, мы искали государев двор. Мы нашли его середи Москвы. Середи Москвы вереи пестры, подворотенки позолочены».

А все московские колокола в эту пору — от кремлёвских соборов и церквей до храмов Белого города и Земляного, до слобод Дорогомиловской и Ямской — поддавали жару горожанам беспрерывными звонами: то в одном конце Москвы, то в другом звонари кудесничали. Вот на церкви Иоанна Предтечи, что в Белом городе, архангельские звонари закуролесили, да тут же среди толпы появился некий сказитель, назвал себя Сергеем Писаховым и пустился в рассуждения:

   — Сказывают, что колокол «Лебедь» проспал: дело свадебное, и он все дни пред нынешним раскачивался. А как пришёл в себя, громовым голосом рявкнул: «Почём треска? Почём треска?» Малые колокола ночь не спали — тоже гуляли, цену трески не вызнали и наобум затараторили: «Две копейки с половиной! Две копейки с половиной!»

Ряженые москвитяне хохотом зашлись. А сказитель Сергей продолжал:

   — Хорошо ещё, другие колокола остроглазы были, приносы-подарки давно высмотрели, стали выпевать: «Слушайте! Слушайте! К нам! К нам! С пивом к нам! С брагой к нам! С водкой к нам! С чаркой к нам!»

И вторят Писахову ряженые:

   — С пивом к нам! С брагой к нам! С водкой к нам!