Войку, сын Тудора

Кындя принял из рук дьяка, подъехавшего вместе с ним, узкий футляр, с почтением вынул из него пергамент, насадил свиток на острие копья. Воины в крепости опустили мост, и боярин, въехав на глухо зазвеневший настил, протянул грамоту к бойнице над воротами.

Пыркэлабы с серьезными лицами развернули послание. Хорошо известным сановникам всей страны почерком ближнего дьяка воевода Штефан извещал верных Влайку и Думу, что отряжает пять сотен добрых воинов, дабы усилить охрану своей крепости Хотина. Господарь посылал пыркэлабам свой привет, а семейству — благословение, сообщал, что готовится к новым битвам; отдельный лист — в руки самой государыни-княгини — должен был передать его милость вельможный боярин Кындя, податель сего. Подпись князя, печати — все было в полном порядке.

Сработано ловко, — сквозь зубы проговорил Влайку. — Отворяйте! — махнул он рукой своим.

Тяжелые, окованные железом бревенчатые створки ворот начали медленно раздаваться в стороны, гигантская железная решетка, закрывавшая проем, поползла вверх. Боярские ратники начали втягиваться под мрачные своды надвратной башни. Вступив во двор, Кындя и четверо других бояр-заговорщиков внимательно осмотрелись и, не увидев ничего, что могло бы их насторожить, отъехали в сторону и спешились. Подъезжая к ним, остальные тоже слезали с коней, понемногу образуя плотную толпу. С этого места был уговор в пешем строю завладеть надвратной башней с запорными машинами, начать растекаться по стенам, рубить и полонить воинов Хотина, открывать ожидавшим снаружи туркам и мунтянам все пути для захвата твердыни.

Но тут от входа послышался громкий, зловещий шум, словно там заскрежетал зубами невидимый великан, послышались отчаянные крики; это вдруг опустилась тяжелая кованая решетка, отрезав семь или восемь десятков человек, успевших проникнуть в крепость. Из тоннеля надвратной башни выбегали другие: сквозь навесные бойницы, устроенные в сводах, на них нежданно посыпались тяжелые камни, полился крутой кипяток. С оружием в руках со всех сторон во двор выбегали воины Хотина. Одни занимали места у бойниц, чтобы отразить неминуемый приступ. Другие, во главе с Войку и Кейстутом, без промедления завязали бой с непрошенными гостями. Кындя и Сингурел, Кодэу и Лупул, не растерявшись, встретили их клинками.

Однако боярам и ратным слугам, успевшим въехать во двор, не удалось уже перестроиться; Войку с десятком воинов смело врезался в середину их нестройной толпы, разрезав ее пополам. Вторгшихся врагов окружили со всех сторон, с башни на их головы падали камни и стрелы. Вскоре все было кончено; кто не сдался, тот лежал в луже крови. Пятерых бояр-изменником со связанными руками, еще не понявших как следует, что произошло, апроды и палачи торопливо волокли к глубоким подвалам, где пыркэлабы велели их заковать.

Теперь пекло боя переместилось за стены. Пыркэлабы Хотина, которым так и не пришлось спуститься с башни, озирали местность, ожидая, когда покажутся главные вражьи силы. И они не замедлили появиться.

Пири-бек Мухаммед видел, как ворота крепости открылись, как его союзники-бояре со своими ратниками втянулись в нее. Но вот движение прекратилось. С вершины холма стало видно, как отряд молдавских бояр остановился перед въездом, как тяжелый мост, хоть и с натугой, пополз вверх, люди и кони торопливо с него соскакивали и падали. Старый воин знал: предателям нельзя верить, единожды изменивший изменит и вторично; в душе он не одобрял своего падишаха, частенько делавшего на них ставку. И вот — такое случилось с ним; предатели своей родины и князя, молдавские бояре предали и его.

Пири-бек подал условный знак; забили на холмах бубны-тулумбасы, запели трубы. Османы и мунтяне, поднявших во весь рост, отовсюду двинулись к Хотину. Воины шли все быстрее, наконец — перешли на бег. Но перед широким рвом, опоясывавшим крепость, их порыв угас. Понадеявшись на обман, мунтяне и турки не приготовили достаточно лестниц; в войске не было столь нужных теперь марталозов и салагоров, опытных в рытье подкопов и траншей.

Пири-бек все это прекрасно видел со своей возвышенности; отсюда можно было с большой пользой вести обстрел твердыни, но для этого требовались мощные пушки. Можно было, при помощи простых канав, выпустить воду из рва в реку, но сделать это некому. Следовало бы иметь фашины и бревна, мешки с песком; но некому уже их готовить. Надо было, поневоле и не медля, начинать приступ.

И начался штурм. Янычары и мунтяне живо растащили несколько домов, стоявших поодаль от крепости, побросали в воду все, из чего те были построены; но бревна сразу поплыли, от камней же и глины, от хвороста и жердей из разрушенных заборов и плетней было мало толку. Кое-как переправившись через ров, воины не могли уцепиться за отвесные, гладкие стены, соскальзывали обратно. Турки карабкались по немногим лестницам, привезенным с собой, но их тут же отталкивали обратно, вместе со всеми, кто успел на них взобраться.