Войку, сын Тудора

Князь Штефан озирал с высоты долину Бырлада, лишь недавно бывшую полем величайшего из сражений, когда-либо бушевавших на Земле Молдавской. Турки лежали вдоль дорог, «как снопы на скошенном поле», — писал домой проезжий мадьярской купец. Еще больше врагов поглотили болота. Всего в тот день в бою под Высоким Мостом и при бегстве полегло сорок тысяч османов, почти столько же, сколько бойцов было в османском войске. Победители собирали законную добычу. Воины деловито осматривали трупы, снимали оружие, доспехи, дорогое платье, прибирая, конечно, и кошельки. Четы сгоняли в табуны вражьих коней. Провели нескольких верблюдов, с полным равнодушием взиравших на новых хозяев. Протащили несколько пушек, не утонувших в приречных топях, и дюжину обозных возов с Гадымбовым добром и падишаховой казной — жалованьем аскеров. Хозяева земли деловито разглядывали пожитки, брошенные в смертный час незванными гостями, рачительно прибирая к рукам все, что могло сгодиться. Другие, второпях вскочив в непокрытые деревянные седла, поскакали в погоню — добивать рассыпавшихся по лесам и шляхам захватчиков.

Принесли и бросили под ноги государева коня огромный, переливающийся шелками и золотом ворох османских бунчуков и хоругвей, поверх всех — большое зеленое знамя беглербея Сулеймана. В первый раз в истории Европы христианское войско добыло столько этих зловещих, дотоле непобедимых боевых значков. Многие из них как вестники победы были вскоре отправлены воеводой Молдовы в Краков и Пешт, в Венецию и другие столицы. Только в Рим, к престолу его непогрешимого святейшества, князь Штефан послал с дьяком Цамблаком сорок турецких знамен, и папа первый раз увидел вместе такое количество этих пугающих трофеев.

Господарь Молдовы принимал гостей.

Вот прогнали перед ним четыре тысячи пленных аскеров — оборванных, окровавленных, в еще не просохшей болотной грязи. Князь махнул рукой, и длинная колонна повернула в сторону Сучавы, по мосту, где была отсечена голова недавно грозного османского чудовища. Вот привели следом их начальников. Паши, аги и беки великой армии, многие — в сверкающих доспехах и драгоценных шубах, в мрачном молчании, не склонив гордых голов, подошли к господарю. Турецкие командиры не выказывали ни покорности, ни страха. За ними, как ни велико сегодняшнее поражение, стояла несокрушимая империя, способная выставить не одну великую армию. За ними была месть Высокой Порты, а ратное счастье изменчиво, властитель малого княжества должен был это знать.

— Ты победил, бей Штефан, — высокомерно, но учтиво сказал от имени всех старейший и славнейший из пленных Искендер-бек, с достоинством кланясь и поднося руку ко лбу. — Настало время взглянуть без гнева друг другу в глаза.

— Поверженный в прах не волен над временем, — бесстрастно ответил по-турецки воевода.

— Назначь за нас любой выкуп, бей, — продолжал старый воин. — Аллах щедро наделил нас богатствами, а тень его на земле, владыка наш султан, не пожалеет денег ради своих верных слуг. Требуй с нас сколько хочешь золота и верни нам свободу.

Глаза Штефана сверкнули огнем.

— Зачем же вы, — воскликнул князь, давая волю закипевшему гневу, — зачем же вы, богатые и могущественные, пожаловали в эту землю бедняков? На чье сиротское добро позарились?

Искендер-бек невольно попятился в притихшую группу пленных военачальников.

— Молчите?! — в ярости бросил Штефан. — Не знаете даже, зачем пришли! Узнайте же от меня: за смертью. Ваши воины, хоть и достойны казни, не хвастали золотом, и им дарована жизнь. А вам, звенящим мошною, прощения не купить. На колья их! — крикнул воевода куртянам. — Чего глядите? На колья!

Витязи и войники, столпившиеся за княжьей свитой, бросились вязать обреченных. Князь Штефан, зловеще ощерившись, следил, как пашей и беков потащили на вершину холма, на место старого бешляга, где у лагерной черты была расчищена большая поляна для общих сборов войска и для казней.

В рядах белгородского стяга произошло движение. Стремянный и дьяк государя московитин Володимер, по приказу князя побежавший незадолго до того за своим побратимом, привел Чербула, уже накормленного и почищенного. Между витязями шел Юнис-бек. За Володимером на веревке тащился связанный мунтянин, пойманный Войку близ засады.

Чело князя Штефана разгладилось. Он двинул коня навстречу новоприбывшим.

— Войку, сын Тудора! — воскликнул князь. — Я не принял бесерменского золота; чем же мне одарить тебя, мой богатырь? Ты не ранен, ты цел, сынок; воистину все награды сегодня — мне!

— Спасибо, государь. — Войку преклонил колено. — Но я не достоин твоей милости. Я не сберег твоих людей.

— Так захотел господь, уготовивший им славу. — Штефан осенил себя крестом. — Вся Молдова отслужит молебны по душам храбрых, без которых не одолеть бы нам, наверно, сегодня поганых. Но что у тебя в руке?

— Твои часы, государь, — ответил юноша, протягивая властителю золотую луковицу.