Воин

Целую секунду я колебался, глядя на лежащий в стороне бродекс, выпавший из руки врага при падении – а вдруг он просто притворяется, готовясь нанести удар кинжалом, когда я наклонюсь к нему? Но вроде бы непохоже… Общая схватка как-то обходит нас стороной. И хотя воины все еще яростно рубятся, стремительно мелькают клинки и топоры, летят стрелы – но уже очевидно, что викинги терпят полный разгром, атакованные с трех сторон. И потому я все же подхватил секиру за лезвие, после чего обратился к Хакану:

– Где Флоки? Он остался в лагере?

Уже с трудом викинг ответил:

– Его… Там… Нет… Топор… Топор…

Я все-таки подал секиру – рукоятью к поверженному противнику, ткнув ее в самую кисть. Свей судорожно сцепил пальцы на древке, неожиданно ясно посмотрев мне в глаза, – и я уже был готов отскочить от викинга, приняв его просьбу за коварную уловку. Но Хакан лишь улыбнулся – и тут же его взгляд замер, остекленел.

А вокруг нас гибли пришедшие на русскую землю захватчики вслед за своим вожаком… Явно ведь не рядовым бойцом был в этом походе мой бывший господин, раз держался позади строя хирдманов. Вожаки вперед не лезут…

Глава 21

Май 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира). Уппланд, восточное побережье современной Швеции. Усадьба ярла Лудде. Флоки Мститель.

– Любава! Не надо, прошу тебя!

Жена Ратибора оттянула тетиву к самому уху, а глаза ее, пылающие нечеловеческой яростью, словно жгут душу молодого свея. В горле его пересохло – и сын Сверкера бросил отчаянный взгляд на дверь, что должна распахнуться с минуты на минуту, и тогда в гридницу ворвутся верные хирдманы и спасут его. И действительно, двери в залу распахнулись… Только вошли в нее не свеи, а тот самый ромей, убийца отца, и его воины.

А в следующую секунду Любава отпустила оперенный конец стрелы, и та устремилась прямо в живот Флоки…

Он проснулся весь в поту, судорожно хватая ртом воздух. Рядом во сне тревожно завозилась Альвдис, его молодая супруга, – и Мститель немного успокоился. Все же когда спишь не один, кошмары, как кажется, не так и страшны…

Альвдис не очень понравилась Флоки при первом знакомстве – после кругленькой, фигуристой и в то же время изящной красавицы Любавы худая, излишне высокая и вся какая-то нескладная дочка Лудде казалась ему лишь отдаленным подобием настоящей женщины. Впрочем, со смертью славянки сын Сверкера похоронил какие-либо надежды полюбить вновь, так что не горевал насчет своего выбора – но утром после поспешной свадьбы был неожиданно приятно удивлен.

Уже бывшая замужем, Альвдис на самом деле сильно истосковалась по мужской ласке за годы своего вдовства. И хотя у нее бывали мужчины после смерти первого супруга, их было немного – отец неожиданно ревниво следил за дочкой. Но теперь у нее появился законный муж – и когда он проспался после свадебного пира, Альвдис сделала все, чтобы ее любовный жар хоть ненадолго утих…

Флоки даже не представлял, что с женщиной будет так, так… Он не находил слов, чтобы передать, как неожиданно сладко, горячо, хорошо ему было одновременно с ласковой и в то же время безудержно страстной женщиной. Так что к обеду, когда Альвдис ненадолго оставила его в покое, он почувствовал себя счастливым – возможно, впервые в жизни. А сейчас, глядя, как разметалась во сне женщина, едва коснувшись ее горячего ото сна упругого бедра, он тут же почувствовал, как к низу живота приливает кровь. И уже мгновением спустя руки юноши заскользили по гладкой коже длинных ножек жены… Альвдис проснулась, но не стала сопротивляться, а наоборот, сладко заурчала, словно довольная кошка, окончательно заведя своего юного мужа…

Остаток ночи прошел в любовных утехах да коротком предрассветном сне, в котором Флоки, на свое счастье, не видел никаких кошмаров. Утром же супруга ушла на женскую половину, в то время как приятно уставший сын Сверкера двинулся в просторную центральную залу усадьбы Лудде, где хозяин дома с сыновьями уже приступили к утреннему приему пищи. Никаких излишеств: печеная треска, головка сыра, пиво – простая еда викингов, которой, по слухам, наслаждался еще Хальвдан Черный.