Только Акка мог добиться от нее такого риска, поняла она.
Только любовь.
Внезапно она поняла мучения девушки. Нари любила Имхайласа. Она сделала его суммой своих простых надежд. Будь он просто одним из ее мужчин, она бы прибегла к той мрачной, сдержанной манере, которую проститутки обычно используют, чтобы дистанцироваться от людей, когда они вынуждены причинять этим людям боль. Но это было не так. И он пришел к ней, требуя смертельной милости.
Люди погибли – и продолжали погибать – из-за нее, Анасуримбор Эсменет. С этого момента она поняла, что стала смертельно опасной для любого, кто хотя бы мельком увидит ее и не предупредит рыцарей шрайи. С этого момента она стала самой разыскиваемой беглянкой во всех Трех Морях.
– Ну пожалуйста! – воскликнула Нари жалким из-за акцента голосом. – Ну пожалуйста! Благословенная императрица! Вы должны найти какое-нибудь другое место! Вы… Вы не… не… не в безопасности здесь! Здесь слишком много людей!
Но она знала, что Нари не просто просит ее спрятаться в другом месте. Девушка просила ее также взять на себя ответственность за отъезд, чтобы спасти ее отношения с Имхайласом.
И если бы не ее дети, Эсменет, вероятно, сделала бы именно так, как она просила.
– Почему? – спросил мужской голос у них за спиной.
Обе женщины ахнули и тут же с такой силой рванулись к кровати, что та чуть не развалилась на части. Имхайлас стоял у двери, как и прежде закутанный в плащ, и смотрел на Нари с неприкрытым возмущением. Сочетание мрачности и удивления делало его похожим на призрака.
– Почему это мы не в безопасности?
Девушка тут же опустила глаза – видимо, это была привычка, оставшаяся у нее с детства, когда она была рабыней, предположила Эсменет. Имхайлас обошел вокруг кровати, яростно сверкая глазами. Половицы скрипели под его сапогами. Девушка продолжала смотреть вниз с покорной неподвижностью.
– Что это? – рявкнул он, дергая за одеяло, которое она натянула на плечи. Девушка заслонила свою открывшуюся грудь предплечьем. – Так ты принимаешь клиентов? – воскликнул он тихим, недоверчивым голосом.
– Имма! – крикнула Нари, подняв, наконец, голову. Из глаз у нее текли слезы.
Удар был внезапным и достаточно сильным, чтобы хрупкая девушка покатилась по матрасу. Имхайлас рывком поднял ее и прижал к стене, прежде чем Эсменет успела обрести дар речи, не говоря уже о том, чтобы вскочить на ноги. Девушка вцепилась когтями в руку, сжимавшую ее горло, булькнула и захлебнулась. Экзальт-капитан вытащил нож и поднял острие перед ее широко раскрытыми и закатившимися глазами.
– Стоит ли мне послать тебя к ним прямо сейчас? – заскрежетал он зубами. – Стоит ли мне позволить Сотне судить тебя сейчас, пока ты все еще воняешь, потому что обделалась перед святой императрицей! Или послать тебя к ним оскверненной?
Эсменет кружила позади него, словно во сне. «С каких пор я стала такой медлительной? – недоумевала какая-то смутная часть ее души. – Когда мир стал таким быстрым?»
Она подняла ладонь к запястью душащей девушку руки. Имхайлас посмотрел на нее – его глаза были дикими, яркими и затуманенными безумием, приводящим в ужас всех женщин. Он моргнул, и она увидела, как он останавливает себя, чтобы не скатиться в это смертельное безумие полностью.
– Замолчи, Имма, – сказала она, впервые употребив уменьшительное от его имени, и встретила его изумленный взгляд с теплой улыбкой. – Не забывай, что твоя благословенная императрица – старая шлюха…
Экзальт-капитан отпустил обнаженную девушку, которая упала на пол, давясь и рыдая, и сделал шаг назад.
Эсменет склонилась над Нари в нерешительности, ее душа застыла на гудящем пороге сострадания.
«Твои дети! – подумала она, и внутри ее что-то свернулось в тугой комок. Нет такого безжалостного врага, как всепрощающая природа. – Кельмомас! Вспомни его!»
– Я – твоя императрица, Нари… Ты хоть понимаешь, что это значит?
Она протянула руку к Имхайласу и жестом указала на его нож. «Его ладони горячее моих», – пришло ей в голову, когда ее пальцы сомкнулись на теплой коже рукоятки.
Даже сквозь слезы в глазах девушки было видно что-то живое и настороженное. Какая-то тревожная живость была в том, как их взгляд переходил от сверкающего клинка к глазам Эсменет. Императрица понимала, что, несмотря на свой юный возраст, Нари была полностью сосредоточена на выживании.
– Это значит, – сказала Эсменет, и в ее улыбке было столь же мало материнского тепла, как и в острие ножа, – что твоя жизнь – твоя жизнь, Нари, принадлежит мне.
Девушка сглотнула и кивнула с тем же видом ученой покорности.
Эсменет прижала острие ножа к мягкому изгибу ее горла.
– Твоя душа, – продолжала благословенная императрица Трех Морей, – принадлежит моему мужу.