Воин Доброй Удачи

– О, мой муж! – воскликнула она шепотом. – Мой дорогой, дорогой муж! Как ты мог не заметить обиду, которую я держу на тебя? Но ты скоро это поймешь. Когда тебя освободят, когда ты будешь избит и сломлен – тогда ты узнаешь, откуда взялась моя злоба!

Холод просочился ему в горло – и обжег все внутри.

И наконец, его дремлющее тело ответило на пронзительные крики тревоги в его душе. Друз Акхеймион резко выпрямился, задыхаясь и отплевываясь… отмахиваясь от остатков образа жены-предательницы, чужой жены. Исчезла и древняя спальня. Исчез сонный дневной свет…

Но он все равно чувствовал во рту вкус яда.

Он сплюнул на мертвую траву и сел, схватившись за виски, недоверчивый и шатающийся.

Нау-Кайюти. Ему снилось, что он – Анасуримбор Нау-Кайюти… и еще кое-что.

Ему приснилось не это переживание, а сам факт его древнего убийства.

Что с ним происходило?

Он повернулся к Мимаре, которая неподвижно лежала рядом с ним, прекрасная, несмотря на жуткое состояние ее кожи и одежды. Он вспомнил ее роковое заявление в первую и единственную ночь, когда они были близки.

– Ты стал пророком… Пророком прошлого.

* * *

Никогда еще он не видел ничего подобного, даже в самых мрачных Снах о Сесватхе.

Они пересекли тропинки, проложенные стадами лосей, и обширные участки пастбищ, испещренные бесчисленными следами, расходящимися, пересекающимися, раздваивающимися везде, насколько хватало глаз. Как бы ни были они измучены, скальперы не удержались от свиста: им с трудом удалось мысленно представить себе такое огромное стадо, которое могло бы так сильно изменить окружающий пейзаж, просто пройдя по нему.

– Земля стонет при их приближении, – сказал им Ксонгис тем же вечером. Очевидно, он видел стада лосей еще в те дни, когда был имперским следопытом. – Даже голые убегают.

Но это…

Они провели все утро, взбираясь на длинные склоны, возвышающиеся один над другим, – это была гряда пологих холмов. Они остановились, чтобы перевести дыхание, когда, наконец, достигли вершины, но у них снова захватило дух от открывшейся перед ними перспективы.

Первые мысли волшебника были о Великом Каратае, о том, что засуха превратила Истиульские равнины в Северную пустыню. Но по мере того как его стареющие глаза охватывали все большее расстояние, он понял, что смотрит на другую вытоптанную гигантскую тропу, гораздо более грандиозную, чем заплетенные в косы необъятные тропы, оставленные лосем…

– Великая Ордалия, – объявил он остальным. Что-то сдавило ему горло, истончило его голос – ужас или удивление, которых он не чувствовал.

Именно тогда его глаза начали различать черные точки, разбросанные по всему ландшафту, который раскинулся перед ними в вихрях коричневого и охристого цветов. Мертвые тела.

Поле битвы, понял Акхеймион. Они случайно наткнулись на поле битвы, настолько обширное, что даже с их оживленными квирри ногами нельзя было пересечь его за один день.

– Какое-то сражение? – отозвался Галиан, словно прочитав его мысли.

– Не просто сражение, – сказал Ксонгис, и его миндалевидные глаза превратились в узкие щелочки, когда он посмотрел на север. – Они бились на бегу, я думаю… По всей длине тропы валяются мертвые голые.

– Настоящее сражение было на севере, – сказал Клирик, всматриваясь в даль.

Образы из его Снов опять напали на старого волшебника. В первые дни Первого Апокалипсиса, еще до прихода Мог-Фарау, древние воинства Куниюрии и Аорси оставляли такие следы всякий раз, когда проходили через земли шранков.

– Орда, – услышал он свой собственный голос и повернулся, чтобы обратиться к небольшой толпе любопытных взглядов. – Толпа, огромная, как никакая другая. Вот что происходит, когда вы пробиваетесь сквозь бесконечное скопление шранков.

– Теперь мы знаем, куда делись все эти голые, – сказал Поквас, подняв огромную руку к затылку.

– Да, – кивнул Галиан. – Зачем гоняться за объедками, когда по твоей земле марширует пир?

В течение часа артель спускалась вниз, мимо первой стаи шранков, по меньшей мере сотни их. Их кожа сморщилась, словно прячась от солнца, а руки и ноги торчали в разные стороны, как палки. Ксонгису было трудно определить, когда они погибли, из-за засухи.

– Сушеные до состояния вяленого мяса, – сказал он, глядя поверх почерневших останков опытным взглядом.