Воин Доброй Удачи

Никто не мог оставаться в присутствии Анасуримбора Келлхуса так долго, как она, без того, чтобы развить острое понимание в своей душе: понимание мыслей, страстей и, самое главное, образцов поведения. Если раньше ей не хватало проницательности, то лишь потому, что она так долго занимала центр власти. Ничто так не притупляет внутренний взор, как привычка.

Но теперь… Майтанет уничтожил все, что она знала, и казалось, она могла видеть себя со странной ясностью. Беглая императрица. Потерявшая детей мать. Круговорот смятения, отчаяния, ненависти и еще какого-то странного промежуточного состояния – чувства столь же безжалостного, сколь и оцепенелого. Чувства прохождения сквозь все невзгоды, чтобы выжить.

Нечувствительность. Это была единственная сила, которой она обладала, и поэтому она изо всех сил старалась удержать ее.

– Он называет себя императорским хранителем, – продолжал Имхайлас, и его глаза слезились от разочарования и отвращения.

– А что насчет армии? – услышала Эсменет свой вопрос. Только боль в горле говорила ей о его важности.

Теперь в Имхайласе было столько же откровенного ужаса, сколько раньше – взволнованной торжественности.

– Говорят, Антирул встречался с ним в храме Ксотеи, – сказал он, – и этот предатель публично поцеловал его колено.

Эсменет хотела наброситься на кого-нибудь с безумной яростью, наказать кого-нибудь за эту мелочь, как за чудовищную несправедливость, от которой она страдала. Ей хотелось кричать от властного негодования, осыпать ненавистью и проклятиями генерала Антирула – и вообще всех, кто отказался от своей капризной верности…

Но вместо этого она поймала себя на том, что смотрит на Нари, сидевшую на полу, намного ниже Имхайласа. Девушка бросила на нее быстрый, почти звериный взгляд, но тут же в ужасе отвернулась. Она дрожала, поняла Эсменет. Только ее рука, которую она держала, приняв позу для приема чаши с вином у Имхайласа, оставалась неподвижной.

И святая императрица Трех Морей почувствовала вкус чего-то, чего она не ощущала с того безумного дня, когда много лет назад привела свою дочь к работорговцам в гавани.

Вкус поражения.

Глава 10 Куниюри

Светлое небо перевернуто, вылито, как молоко, в деготь ночи. Города превращаются в костровые ямы.

Восток возвышается, как надежда, и падает, как злой рок. Саркофаг приходит за ста сорока четырьмя тысячами. Последние из нечестивых и последние из праведных стоят, как братья, и плачут.

Неизвестный автор. «Третье Откровение из книги Слепого Гануса»

Знай, во что верят твои рабы, и ты всегда будешь их хозяином.

Айнонская пословица

Лето,

20-й год Новой Империи (4132 год Бивня),

Куниюри

Она занималась с ним любовью, укладывая свои знаменитые волосы, которые были настолько белокурыми, что казались чисто-белыми.

Он презирал ее, а она ненавидела его, но их страсть была слепой ко всему и не страдала от этого. Ее крики, зазвучавшие под конец, заставили слуг в тревоге броситься врассыпную, особенно когда охватившие ее судороги раскололи его чресла. Потом они даже посмеялись над переполохом, который устроили. И когда им овладела сонливость, он подумал, что это не так уж плохо для мужчины – заставлять женщину без сердца и совести так громко кричать, пока она является его женой.

Он не прервался, чтобы спросить, почему она соблазнила его. «Может быть, между нами установится мир», – подумал он, проваливаясь в сон…

Однако он продолжил бодрствовать – каким-то непостижимым образом.

Сквозь закрытые веки он наблюдал, как она, Айева, уже семь лет, как его жена, голая, пробежала в кабинет через их старинную запасную комнату и принесла какое-то зелье, которое стала рассматривать со странным выражением – это было нечто среднее между ужасом и злорадством. Он увидел, как она повернулась к нему – ее худое лицо было жестоким – и даже услышал ее мстительный шепот, когда она приблизилась к его дремлющему телу.

– Как она будет плакать, – прорычала она, – эта грязная шлюха!.. И я увижу это и буду наслаждаться тем, как разбивается ее сердце, когда она узнает, что ее любимый принц умер на руках у своей жены!

Он попытался окликнуть ее, когда она склонилась над ним, держа черный тюбик с осторожностью врача. Но он спал и не мог пошевелиться.

– Но ты не умрешь, мой героический муж. О нет! Ибо я упаду на твое тело и буду вопить-вопить-вопить, взывая к небесам, что ты потребовал, чтобы тебя похоронили, а не сожгли – как нелюдя!

Он попытался выплюнуть мерзкую жидкость, которую она вылила ему в рот между зубов. Попытался протянуть руку и схватить ее за бледную шею…