Воин Доброй Удачи

Его выпад так внезапен, так стремителен, что она едва понимает, что произошло, пока не падает на траву. Он прижимает ее к себе. Его правая рука зажимает ей рот, такая большая, что она почти полностью закрывает нижнюю половину ее лица. В его взгляде светится какая-то дикая, обезьянья ярость. Он наклоняется так близко, что девушка чувствует запах его гниющих зубов.

– Никогда! – говорит он громким шепотом. – Никогда больше не говори об этом!

Потом она вдруг оказывается свободной, голова у нее кружится, губы и щеки немеют.

Он отворачивается от нее и снова смотрит на наблюдающего за ним нелюдя. Кажется, ей ничего не остается, кроме как сидеть и плакать.

Отчаяние переполняет ее после этой последней глупой уловки. Это были скальперы. Неумолимые. Это были те мужчины, которые никогда не останавливались, чтобы поразмыслить, и задавали женщинам вопросы только для того, чтобы те могли дать им правильный ответ. Даже без квирри они были навечно пойманы в ловушку на стремительном краю страсти и мысли, полностью веря в то, что им нужно, чтобы их голод был утолен. Там, где некоторые трепетали от одного лишь подозрения в легкомыслии, ничто, кроме откровенной беды, не могло заставить этих людей вернуться к самим себе. Только кровь – их кровь – могла заставить их задуматься.

Для этих людей существовало лишь то, что было у них перед глазами. Лорд Косотер был фанатичным агентом аспект-императора. Друз Акхеймион был его пленником. Они отправились грабить сокровищницы.

Если они попали в колеса какой-то великой махинации, то так тому и быть.

* * *

Наступила ночь, и скальперы спорят. Изредка рявкает капитан, и остальные тоже начинают говорить на повышенных тонах. Они сидят кучкой в нескольких шагах от Мимары, неровные тени, нарисованные мелом в звездном свете. Смех Сарла царапает ночную тишину. По какой-то причине суть их вражды ее не касается, хотя она периодически слышит слово «персик», принесенное ветром. Ей надо подумать о своей припрятанной бритве.

Акхеймион лежит связанный рядом с ней, уткнувшись лицом в дерн. Он либо спит, либо слушает.

Клирик сидит рядом, скрестив ноги, его колени скрыты заросшими плесенью лохмотьями. Он уставился на Мимару без всякого смущения. Она все еще чувствует холод его пальца на своем языке.

Она высоко поднимает бурдюк с водой и медленно выливает его себе на голову. Она чувствует, как теплая вода змеится по ее голове. С мокрыми волосами, под пристальным взглядом, устремленным на наблюдающего за происходящим Клирика, она подносит бритву к своей голове.

Она работает быстро, даже бездумно. Она делала это бесчисленное количество раз: обычай шлюх в Каритусале состоял в том, чтобы носить парики. У нее их было уже одиннадцать к тому времени, как люди ее матери явились за ней с мечами и факелами.

Голос Галиана недоверчиво повышается.

– Тропа? – восклицает он. – Это смерте…

Волосы падают ей на колени спутанными лентами. Редкие сухие пряди взлетают на ветру и уплывают ей за спину, где цепляются за траву, как клочья пергамента.

Клирик наблюдает, две белые точки влажно светятся в его черном взгляде.

Она снова льет воду на свою коротко остриженную голову и растирает кожу на ней, пока грязь не превращается в подобие пены. Подняв бритву еще раз, она убирает оставшиеся волосы в никуда. А затем соскребает и брови.

Закончив, она сидит, моргая и глядя на невозмутимого нелюдя, наслаждаясь покалыванием воздуха на обнаженной коже. Проходит несколько ударов сердца – или даже больше. Воздух, кажется, потрескивает от одного его присутствия, таким неподвижным он остается.

Она вползает в омут его немедленного пристального взгляда. Ее кожа покрылась пупырышками, как будто с нее сняли не только волосы, но и одежду.

– Ты меня помнишь? – шепчет она наконец.

– Да.

Она поднимает руку к его лицу, проводит подушечкой пальца по мягкому силуэту его губ. Она просовывает палец между ними и касается горячей слюны. Она осторожно протаскивает палец дальше, между его сросшимися зубами, удивляясь, что их края совсем не острые. Она проникает глубоко, прокладывает путь вниз по центру его языка.

«Сколько тысяч лет прошло? – удивляется она. – Сколько проповедей было прочитано на протяжении веков?»

Она убирает палец, удивляясь блеску нечеловеческой слюны.

– Ты помнишь свою жену?

– Я помню все, что потерял.

Она очень красива. Она знает, что красива, потому что очень похожа на свою мать, Эсменет, которая была самой знаменитой красавицей в Трех Морях. А смертная красота, как она знает, находит свою меру в бессмертии…

– Как же она умерла? – спрашивает девушка.

Единственная слеза падает из правого глаза Клирика и свисает с его челюсти, как стеклянная бусинка.

– Вместе с остальными… Чир’кумир телес пим’ларата…

– Я похожа на нее?

– Возможно… – говорит он, опуская глаза. – Если бы ты плакала или кричала… Если там была кровь.