Воин и меч

Но надо отдать должное Иллюминатам, естественным образом синтезированным для Анатоля в персоне графа, они действительно не бросали своих адептов в беде и используя человека, обязательно вознаграждали за службу. Все возникшие финансовые и жилищные трудности Анатоля были решены этими людьми в короткое время и последствия его скверного промаха изглажены с лица светской жизни на котором уже начала появляться неприятная мина. Единственное чего не могли вернуть никакие всесильные правители мира сего, это потерянного друга и чувства собственного достоинства. Размышляя о содеянном, Анатоль всё больше терял самоуважение, а Николай разорвал с ним отношения, считая своего прежнего друга чуть ли не безумцем. Страх смерти был чужд Анатолю, он слишком много раз прогуливался с ней рука об руку и перестал бояться костлявую. Из всех вероятных несчастий, которых он старался всеми силами избегать его пугала больше всего возможность тюремного заключения, потеря личной свободы. На втором месте был страх перед утратой достоинства. Поэтому, когда ему пришлось выбирать между заключением и сделкой с совестью он выбрал сделку, не зная ещё, насколько она будет глубокой. Ну и, конечно, слёзы обаятельной Анастасии сделали своё дело. Вечерами после и во время выздоровления она продолжала баюкать его воспалённый разум, сглаживая острые углы восприятия реальности.

 Собравшись с мыслями, граф начал говорить, но суть его речи петляла среди пафосных фраз и ускользала от слушателя, заставляя насторожится. Он верно осознавал, что Анатолю, для того чтобы дальше эффективно выполнять задания Иллюминатов, необходима правильная моральная мотивация. Иначе апатия, идущая по пятам за бравым офицером, лишит последнего окончательно воли к жизни и тот без страха примет смерть от руки какого ни будь повесы или революционера. Поэтому Евграф долго распространялся о пользе тайной деятельности, направляющей мир к свету истины. Вспоминал слова великого русского писателя, о необходимости объединится добру против зла. Не забыл упомянуть личные достоинства собеседника и его неоценимый вклад в движение человечества по пути истины. Граф говорил, используя весь доступный для него арсенал риторских ухищрений, до тех пор, пока оборона Анатоля, вооружённая до зубов скептицизмом и апатией не рухнула. Лёд на реке восприятия нашего героя тронулся и граф, поняв это, начал объяснять ему в чём дело. Нельзя сказать, что карьера наёмного убийцы могла показаться привлекательной Анатолю даже после столь тщательной обработки его сознания, но усыплённый аргументами графа и обещанием того, что таких дел не будет много, максимум ещё одно два. Анатоль согласился принять участие в устранение, коммуниста которого граф расписал исчадьем ада и, конечно, не сообщил того факта, что прежде этот человек, как и многие другие революционеры работал на Иллюминатов.

Теоретическая часть беседы была окончена, граф передал фотокарточку смутьяна Анатолю, посвятил в необходимые детали операции, которые надо будет учесть при выполнении задания. В выборе оружия оставил за Анатолем полную свободу и, пообещав обеспечить необходимым снаряжением, распрощался. Ибо разговор больше не клеился, а говорить о погоде и политике казалось каким-то мерзким после обсуждения необходимости убийства.

Вечером перед сном в роскошной квартире и обнимая Анастасию, окружённый её ласками Анатоль не чувствовал угрызения совести и был почти уверен в своём выборе. Но когда перед рассветом он проснулся от беспокойного сна и одолеваемый тяжёлыми мыслями вышел на балкон, вдохнул холодного ночного, но по-весеннему свежего воздуха открывающаяся перспектива уже не казалась ему такой безоблачной. Немного помаявшись без дела, он подошёл к буфету и налил себе рюмку коньяка, выпел. Голова перестала кружиться, и начала размякать, словно коньяк наполнял её как засохшую губку. Анастасия мирно и беззаботно спала в кровати, одеяло сползло с неё, обнажив слегка изогнутую в колене ножку. Анатоль глубоко вздохнул, поцеловал аккуратно любовницу, немного выше колена с внутренней стороны ноги, где кожа была особенно тонка и приятна на ощупь. Потом лёг рядом на спину поверх одеяла и так пролежал до утра с открытыми глазами, глядя в потолок.

Яркое утреннее солнце помогло ему развеять сомнения и он, отбросив рефлексию, занялся порученным заданием как рутинной работой без размышления о моральной стороне дела.