Воин Русского мира

Сашка знал каждый поворот центральной аллеи. Бывало, колесил тут на велике. Бывало, катался и в темноте, помня каждую выбоинку, каждый кустик на обочине. Есть же в этом переменчивом мире что-то незыблемо-вечное. Воспоминания детства линяют, теряют форму, превращаясь и полузабытые сны, в не раз читанную, надоевшую книжку. Товарищи из детских игр, незамысловатые радости и пустые огорчения — с ним ли приключилось это — скудное детство, бегство из родных мест, два развода, три войны? Воспоминания — Господень подарок. Не всякий раз поймешь, к чему они. Порой нагрянут невпопад. Для чего приходят?.. Утешить? Отвлечь? Дать шанс к спасению!

На этот раз они поступили опрометчиво, выскочили на дорожку с автоматами наперевес. Неужели станут лить свинец от пуза? Асфальтовое покрытие впереди казалось ровным, но дальше, за спинами Землекопов, асфальт кончался. Дальше гравийная дорожка бежала под уклон. Там заканчивается парк. Там окраина городка. Если слой гравия невелик — до сотни не разогнаться да и изгибы дорожки не позволят. Эх, не правы варяги! Надо было остановить его чуть дальше, метров на пятьсот отступить в глубь парка. Травень увеличил скорость, опустил стекло водительской двери, схватил пистолет. Стрелял наобум, не целясь, рассчитывая, что пуля пройдет чуть выше лба Чулка.

— Помоги, Боже! — Он нажал на курок.

«Туарег» шел ровно, как в Подмосковье по Новой Риге.

Слабаками оказались оба. Чулок — завалился назад, следом за сбитой шапкой. Славянин — очканул, выпустил длинную очередь в белый свет, но с дороги соскочить не успел. Да и помог ему кто-то. Пуля, выпущенная, скорее всего, из той же мелкашки, попала в середину груди. Сашка видел, как лопается ремень портупеи, как падает на землю увесистая сумка с запасными рожками. Пуля опрокинула Клоуна на спину.

Травень ударил по тормозам. Через мгновение искаженное лицо Клоуна скрылось между передних колес кроссовера. Левая пара колес наехала на препятствие. Под картером хрустнуло. «Туарег» остановился. Травень перевел рычаг в положение «паркинг». Голосов пассажиров не было слышно — молчали оба. Сашка выскочил из машины, выдернул с заднего сиденья «вихрь». Приятная, смолоду укоренившаяся привычка заряжать оружие сразу после его обретения снова пригодилась.

— Помоги мне, Витек!

Середенко трясся на полу между сиденьями. Глаза его застила болезненная муть.

— Ну! Поднимайся!

Витька вывалился из машины, помог извлечь обоих Землекопов из-под колес, помог разоружить и чуть ли не улегся рядом в ними на влажную землю под голым кустом сирени. АКМы и магазины к ним, полные и порожние, Травень кинул на заднее сиденье «туарега».

Клоун и Чулок молча смотрели в дуло «вихря», не отворачивали лиц, не морщились.

— Убей их! Убей! — сипел Витек. — Это сволочи, чужаки! Попомни же о побратиме своем — моем зяте! Я знаю и все знают: Ванька спас тебя в Афгане. А ты не хочешь спасти его шурина!

Седеющие вихры Витьки прилипли ко лбу, под бесцветными глазами набрякли мешки.

— Я никого не стану убивать, пока не разберусь. Даже того, кто потеет сейчас в багажнике, хотя тут уж всё очевидно.

Клоун и Чулок остались лежать под каштаном рядком, спеленутые, будто новорожденные младенцы в ожидании мамкиной титьки.

«Туарег» рванул с места, выбросив из-под колес фонтаны гравия. Однако, не проехав и пятисот метров, скорость пришлось сбросить — колеса автомобиля слишком глубоко погружались в непросохшую ещё почву. Да и преследователей вроде бы не наблюдалось.

* * *

«Кикимора» вскочила на подножку кроссовера, когда Травень уже видел окраину парка, когда впереди между верхушками давно не стриженных акаций возник, замелькал простор пустых полей. Маленькая ручка вцепилась в зеркало, едва его не оторвав. Травень ударил по тормозам. Витек врезался лбом в подголовник переднего сиденья. Впервые за всё время их бешеной гонки из багажника послышался голос Сильвестра. Каждый из нас в трудный час вспоминает язык своей матери. Сильвестру припомнились немецкое слово.

— Verdammt![10]

— Это я, — сказала «кикимора».

Она держалась обеими руками за зеркало, рискуя выломать его вместе с проводами. Когда Травень притормозил, она просунула правую руку в кабину и ухватилась за ручку двери с внутренней стороны, но осторожно, так, чтобы дверь не открылась. Левой смахнула с головы капюшон «кикиморы». Темные, отливающие горячим шоколадом волосы плотно прилегали к голове девушки. Ореховые глаза смотрели внимательно. Вичка! Грудь её наискосок пересекал ремень мелкашки. Травень присмотрелся — С-99 с дорогущим обвесом. Наверное, тоже подарок Стаса-Матадора.

— Ты стреляла в нас.

— Не-а. Я палила по дискам. Ни разу не промахнулась — сам видел. — Она глядела на Травня, словно ожидая одобрения. — Дальше должно быть чисто. Но я всё равно провожу…

— Не доверяю я мелкому калибру, — вздохнул Травень.