Парковая дорожка вилась по пологому спуску. Сколько раз он пробегал по ней! Дорожка приведет к неглубокому овражку, перемахнет через него по деревянному мостику-плотине. Там, по правую руку, тихий, обсаженный ивами пруд с беседкой и мостками. По левую — густые, буйно расцветающие весной заросли. На исходе весны в них свищут соловьи. Там хорошо прятаться от посторонних глаз с девушкой. Одно плохо: ветви акации и диких роз усыпаны шипами. На влажной траве жестко лежать. Первый поцелуй, первый секс… Неудобно, стеснительно, страшновато: по плотине гуляют люди, по дорожкам парка шныряют велосипедисты. Девушки поначалу очень стеснялись, но стоило лишь выпить вина…
Травень остановил автомобиль перед въездом на плотину. Вроде бы дорога цела, полотно не просело, ни одной ямы не видно. Даже перильца по обеим сторонам мостика уцелели. Пожалуй, «туарег» сможет проехать, не задев их зеркалами. Где-то внизу журчит водичка. Поверхность пруда неподвижна. Кругом безлюдье. В беседке торчит чья-то узкая фигура — парень, подросток или юноша. Высокий, тонкий, прямой — и больше ни одного человечка вокруг. А за плотиной все та же с малолетства знакомая горочка — небольшое, поросшее редким леском возвышение. Если преодолеть его, распахнется простор полей. В прежние времена их засевали подсолнечником. Грунтовая дорога вела от одного полевого стана до другого и всегда была хорошо укатана. Что же ныне?..
Травень перекрестился и отпустил педаль тормоза. «Туарег» покатился.
— Ты бы сошла на землю или хоть села рядом со мной, — сказал он Вике. — Тут узко. Рискуем не вписаться между перилами плотины. И ещё. Присмотри вон за тем пареньком. Похоже, он теплый. Не из ваших?..
Парнишка всё ещё стоял, держась за перила полуразрушенного мостика. Печалясь, смотрел на спокойную воду пруда. Экая идиллия! Всего в километре отсюда по улицам бандиты с «калашами» скачут, палят почем зря по мирным прохожим. А он тут кувшинками любуется. Впрочем, и кувшинки-то ещё не зацвели. Вот он стал записывать что-то в книжечку. Неужто стишата кропает? А Вичка-то к нему как кинулась! Наверное, стихи желает послушать или просто целоваться с ним надумала, или… Травень снова надавил на тормоз.
Вот парень обернулся, поднял рюкзак — приметный, оранжевый мешок со множеством карманов, стянутый белой веревочной тесьмой — спрятал в него книжечку. Значит, пока не до стихов ему. При виде девки в «кикиморе» со снайперской винтовкой на плече, не испугался, оружия не показал. И на бойца он не похож. Вроде бы вовсе безоружен.
— Эй, Середенко! — окликнул Травень. — Кто это там, в беседке? Не знаешь?
Но Витек совсем скис. Сложился вдвое, уткнулся лицом в колени и даже не икал. Травень снова уставился на парочку. Тихий весенний вечер, пруд, в паузе между перестрелками — свидание в беседке. Идиллия! Неужели это её парень? Нет, не обнимает… Не добежала шага, остановилась, будто натолкнувшись на невидимую стену.
А парень одет цивильно, с виду — приличный, не пьяный, не обкуренный. На лице беспечность — нездешнее выражение, будто не слышал пальбы и визга тормозов. Но внутренний карман куртки выпирает. Там у него явно не портмоне, не мешочек с золотыми дублонами. Там у него пистолет. Скорее всего, опять какой-нибудь мелкий калибр. Чему ж тут удивляться. Вооружен, так же, как и все в этом поганом городишке.
А девчонке он нравится. Волосы оглаживает, очи потупила, что-то лепечет. А он? Пожалуй, слишком молодой. Нет, не оценит. Да и занят чем-то. Словно ждал кого-то, а тут она некстати. Кого?.. Надо бы выяснить. Вот отошел от Вики, а она и досказать-то не успела, остановилась на полуслове. Эх, молодость!..
Травень ждал, когда Вика вернется к машине, а та плелась медленно, несколько раз оглянулась, прежде чем забраться на ступень водительской двери.
— Трогай, дядя Саша! Я провожу до окраины парка.
Ишь, как дышит! Это не от ходьбы, не от беготни с винтовкой наперевес. Сердечко по другой причине подпрыгивает. Молодецкая удаль улетучилась, дала место сердечной печали.
— Кто этот парень, Вичка?
— Который?
— Да вон тот! С пистолетом под мышкой. Остальные под серенькой остались. — Сашку начинало злить расстроенное выражение на её лице.
— Та так, пацанчик один.
— Как звать?
— Та не знаю. Он не говорит.
— Врешь. Как же вы общаетесь?
— Та так. Как встретимся, я его за член дергаю. Так здороваемся.
— Красивая девушка. Платьице-косичка, а выражаешься, как солдат.
— Та я и есть солдат, дядя Саша.
Она погладила ладошкой космы «кикиморы». А ладошка-то тоненькая, нежная. Ноготки длинные, на безымянных пальчиках чьей-то искусной рукой розовые цветочки нарисованы. Сашка вздохнул.
Едва они выехали в поле, Вика исчезла. Её «кикимора» мгновенно слилась с серо-коричневым пейзажем. Кончено, у неё свои дела, своя нешуточная война.