Воин Русского мира

Аксен бил в полсилы, оставляя на коже мальчика розовые полосы. Но вот он ударил чуть сильнее, и новый рубец быстро налился багрянцем. Петруша дрогнул, застонал. Травень схватил из-под ног ведро, выплеснул воду в голову Аксена. Звук удара от соприкосновения порожней посуды с телом палача разнесся по коридору. Травень схватил Аксена правой рукой за шиворот, левой — за брючный ремень. Даже малым детям и идиотам известен незамысловатый факт: пущенные умелой рукой пустопольские придурки вспархивают, как птичьи перья. Сильвестр не стал ловить Аксена. Он посторонился, и брошенное Травнем тело грузно ахнулось на пол.

Похоже, Сильвестр не желал новой схватки. Удары Травня попусту крушили железобетон стены, а Сильвестр уворачивался, демонстрируя отменную сноровку опытного бойца. Лихота с нескрываемым любопытством наблюдал за схваткой. Неназываемый растворился в подвальном мраке, унося с собой видеозапись. Попытку догнать его пресек Сильвестр, умелым приемом сбив Сашку с ног. Лежа на мокром полу рядом с контуженым Аксеном, Травень радовался самому себе. Мыслимое ли дело! В первый же день по прибытии на родину он повязал и прилюдно опустил опытнейшего из наемников. Сильвестр, похоже, ещё не успел вновь обрести хладнокровие после недавнего позора. Потолок над сашкиной головой заслонила рифленая подошва.

— Я вам запрещаю!.. — рявкнул Савва.

А Сашка успел не только отстраниться, но и подставить под удар Аксена. Хрустнула кость. Кажется, Сильвестр напрочь оттоптал Аксену левую руку. Лихота причитал. Аксен стонал. Сильвестр шипел и скрежетал зубами, а Травень несколько минут катался по полу, успешно избегая его пинков.

— Вставай, Сашко!.. Я приказываю его не трогать!.. — вопил Лихота.

Кому вставать? Кого не трогать? Сашка, усмехаясь, вцепился в правый ботинок Сильвестра обеими руками, дернул, откидываясь назад. Вложил в рывок энергию всего тела, но противник по-кошачьи извернулся и всё-таки смог устоять.

— Отставить!.. — ревел Лихота.

Сильвестр повиновался первым. Он просто выскочил из комнаты и, подобно Неназываемому, растворился в темноте подвального коридора.

Сашка кинулся к ребенку. Надо бы одеть мальчишку. Он раздет, а на дворе совсем не май. Паренек лежал неподвижно, но был в сознании. Вертел головой, моргал глазенками. Худенький и не по годам высокий, он разлегся на грязном тюфяке, как на пляже. Но не жаркое солнышко юга грело его косточки. Подслеповатый светильник, словно испытывая отвращение к происходящему, скупо, часто подмаргивая, освещал его тело.

Сашка с изумлением переводил взгляд со своих трясущихся рук на спину мальчишки. Разделенная на две половины позвоночником, казалось, она вся состояла из костей и розовых, разнонаправленных полос. Несколько рубцов налились кровью. Сглатывая нечаянные слезы, Травень смотрел на алые, так похожие на бисеринки капли. Сашка сорвал с себя рубаху и завернул в неё мальчишку, поднял осторожно, стараясь не побеспокоить раны. А тот, будто и не чувствуя боли, обернулся к нему и внятно сказал:

— А ещё он убил моего щенка.

— Кто?

— Слуга Черноокого Дьявола.

Кашель, хохот, перестук кастаньет? Что за звуки издает Саввушка? Травень поднялся с колен, уставился на друга.

— Перед тобой сын Ивана Половинки — Петр, — отсмеявшись, проговорил Лихота. — Мальчишка болен аутизмом. Сам понимаешь, страшные испытания, отсутствие должного ухода со стороны близких и старших родственников. Я забочусь о нём, как могу. Всё делаю, но как только пытаюсь организовать для него нормальную учебу, он сразу сбегает.

— Ты не в первый раз оказался здесь?

Травень посмотрел на мальчишку и наконец узнал его. Тот самый парнишка, что порхал по минному полю возле шахты «Красный партизан». А не он ли сидел на отбойнике в тот, ставший уже таким далеким миг, когда КамАЗ-мусоровоз закрутило на дороге, на подъезде к Пустополью?

— Значит, гуляешь сам по себе, сынок Ивана Половинки? Значит…

— Видишь ли, Сашко, — прервал его Савва. — Для того чтобы продолжить поступательное движение, мы должны сначала немного вернуться назад. К истокам. К православию. Семейные молитвы, причастие, исповедь, строгое соблюдение постов, почитание церковных традиций — всё это должно быть возвращено в семейный уклад.

— И наказание розгами?

— Я пытался объяснить мальчику, что его место за школьной партой, а не на минных полях и в не притонах наркоманов, но он меня не слышит! Слов не понимает! Может быть, сможет понять язык розог. Мы его не сильной посекли. Ты же видел.

— Сечь детей за веру?

— Подожди! — Глаза Саввы блестели, щеки зарумянились. — Наши предки писали для нас важнейшие установления. А мы, их непутевые потомки, всё перезабывали. В частности, я имею в виду свод житейских правил, названный когда-то Домостроем.

— Не помню…

— Его автором считают православного священника Сильвестра.

— А-а!..

— Домострой был составлен в шестнадцатом веке и предположительно…

— Послушай, Савва! Мальчишка потерял родителей. Ему нужна любовь, а не розги. Разве твой Бог не призывает тебя к любви?