Воин Русского мира

— Конечно, — не моргнув глазом отозвался Киборг. — Но пыточный застенок ты там не увидишь. Ни раскаленных щипцов, ни засохших пятен крови на полу. Ночами не услышишь глухих стонов пытаемых. Всего этого мы не практикуем. — И, помедлив, добавил: — В отличие от Землекопов. Они как раз практикуют. И потому особенно важно вырвать из их рук детей Ивана Половинки.

Стас Рей. Твердые губы под зеркальными стеклами очков. Автомат на груди. Рядом хрупкая фигура Вички — розовое пальтецо, цветной шарф, темные локоны, глубокие глаза. Травень дрогнул.

— Но ведь Иван погиб осенью. Почему же раньше…

Впервые за всё время разговора Киборг отвел глаза.

— Нам многого не хватает. В частности, выучки и дисциплины. Враг силен. Да, вынужден признать: у Землекопов дисциплина тверже нашей. Савва Олегович пытается наладить в Пустополье жизнь, прекратить наркотрафик. Остановить подпольную торговлю оружием и грабежи.

Он внезапно умолк, прищурил глаза, будто увидел в лице Травня что-то новое, и Сашка догадался: нечаянная улыбка набежала на его губы.

— Вы же родились здесь?..

Ого! Снова перешел на «вы».

— Та да…

— Тогда местные проблемы не должны казаться вам смешными.

— Та да. Просто я радуюсь. Радуюсь новому поколению командиров, которые…

Но Киборг, похоже, не поверил ему.

* * *

Жонг отпер решетку огромным ключом. Наверное, за похожим инструментом, отпирающим ворота в счастье, охотились кот и лиса из детской сказочки. Слуга Саввы сунул ключ в карман широких штанов. В противоположность остальным Пастухам, Жонг был одет в цивильную одежду традиционного китайского кроя — широкие штаны, собранные понизу в манжеты, и просторную рубаху до колен. Его коротко стриженная макушка маячила где-то под подбородком Травня. Китайчонок бестрепетно поворачивался к нему спиной. То ли считал хозяйского товарища совсем безопасным, то ли был слишком уверен с собственных силах. Проверять обе плодотворные теории в данный момент не представлялось целесообразным, и Травень покорно следовал за Жонгом. Киборг замыкал их небольшое шествие.

Травень считал шаги: один, два и так до десяти. Дверь в помещение, где томился Петруша, оказалась распахнута настежь. По темному полу коридора медленно двигались тени. Одна из теней, похожая на нефтяную качалку, ритмично поднималась и опускалась. В такт её движениям слышались глухие щелчки, как будто кто-то бил прутом по подушке. Жонг шел медленно, не давая себя опередить, и Травень не выдержал. Китайчонок ударился о стену плечом. Звук получился до странности громким, словно тело Жонга было вытесано из полена.

— Эй! — крякнул Жонг, но Травень был уже у двери.

Вбегая в ярко освещенную комнату, он споткнулся о ведро. На пол вылилась вода, высыпались какие-то предметы. Отпинывая ведро, Сашка едва не завалился на спину. Мокрый пол оказался скользким. Кто-то ухватил его за локоть, помог устоять.

— Савва, ты? — выдохнул Травень.

Лихота что-то ответил ему, всего пару слов и умолк.

* * *

Руки освободить никак не удавалось. Страшно не было. Есть не хотелось, в туалет — тоже. Лежа на мягком, пахнущем сеном тюфяке, он не мёрз, твердая солома не впивалась ему в ребра. Только запястья немного болели, сдавленные веревкой. Да он и сам намучал их в тщетных попытках освободиться. Но пожаловаться пока было некому. Бумажный Тюльпан обещал вернуться, но пока не приходил. Петруше оставалось только молиться, и он молился. Слова припоминались легко, но он старался говорить потихоньку, не торопясь, не громко, так, чтобы за стенами темницы никто не услышал его голоса. Но как заставить себя не кричать, когда мучительная боль сжимает легкие, выбивая наружу стон?

Бедный Джек — бестолковый и жадноватый собачий ребенок. Хорошо, хоть помер без мучений — первая же пуля убила наповал. Петруша вспоминал алые капельки на коричневом собачьем лбу и молился о даровании милосердия бессмысленным палачам, готовым предать казни любую дышащую тварь. Не ведающий милосердия не боится Божьего гнева. Но в смерти щенка Петруша винил только себя. Если бы безобидный жадинка не привязался к нему, глядишь ещё и побегал, и потявкал, и поднимал бы заднюю лапку. Ах, малыш, он же даже лапки не научился поднимать, так и присаживался, по-девчачьи. Поделом же вам, руки! Мучайтесь, садните! Зачем брали щенка? Ведь знали же, знали, что за Петрушей гоняются из-за сестры, что снова притащат в этот дом и допросят, и накажут. Вот и Джек, едва приобщившись к их семье, пал.

Горькая вина пополам с соленой жалостью скапливалась в гортани, и Петруша сглатывал её, стараясь сосредоточиться на молитве. Наконец Божье слово успокоило его, и он задремал.

* * *

Петруша не первый раз оказывался в этом доме, но в подвал и связанным его посадили впервые. Ведь раньше ему удавалось сбегать. Одна лишь ночь под крышей Лихоты и всё — он на воле. Но слуги Черноокого Дьявола снова и снова отлавливали его и приводили сюда. И каждый раз с ним обращались всё строже и строже. Теперь Петруша уже не ждал от них снисхождения. Однако чувство неминуемой, большой беды не приходило к нему.