Воин Русского мира

— С Пашкой Волосянкиным я в одном классе учился.

Травень ещё раз глянул в вытащенные глаза, оценил количество прыщей на щеках, густоту серебряных нитей в бороденке. На вид мужику лет тридцать пять можно дать. Но по нынешним смутным и голодным временам может быть и много меньше.

— Я Пашки Волосянкина сынку.

— Который же тебе годок?

— Двадцять пиять.

— Спиваешься?

— Чи ни! Тама, — Коля-Хома указал большим пальцем куда-то себе за спину, — вси начальники зибралися. И Киборг, и господар, и найбильший начальник. Тебе звуть знайомитися.

— Передай: я сейчас приду.

Сашка без церемоний толкнул Хому в грудь и захлопнул фисташковую дверь.

— Господар просить захопити з собою трубу. Просить пограти за старою звичкою…

— Начинается! — буркнул Травень, хлопая дверью.

Ярослава в комнате не оказалось. Каким же образом он убрался? Сашка подошел к окну. Вроде бы занавеска на месте, вроде бы карниз под окном не так уж широк. Сашка высунулся в окно. Ярик, несомненно, ушел по карнизу. Вот и окно в соседнем апартаменте распахнуто. Появилась рука в сером трикотаже и прикрыла окно. Странный сынок у Лихоты. Почему не выйти через дверь?

* * *

Парень оглянулся на «господара», поздоровался вежливо, но без подобострастия. Лихота же смотрел на него с гордостью обладателя дорогой игрушки. Примерно так Ленка смотрела на «туарег» первые полгода после покупки… Стоп! Давно о Ленке не вспоминал. Зачем же сейчас вспомнил?.. А Киборг — парень интересный. Лицо точеное, брови вразлет. Профиль — римского патриция с картин Веронезе. Мадрид, музей Прадо, он и Ленка, три года назад… Нет, о Ленке не вспоминать!

— Знакомьтесь. — Лихота аж глаза прижмурил от удовольствия. — Это — Киборг.

Красавец глянул на Сашку лишь мельком, но успел зацепить взглядом всё. Главным образом, конечно, вооружение, вернее, его отсутствие.

— Ваше имя?

— Александр Травень. Александр Витальевич.

— Дмитрий Водорез, — отозвался киногерой, но руку всё-таки подал.

Рука сухая, пожатие крепкое, с достаточной задержкой, взгляд прямой, открытый, но опять мимолетный. Сашка интересен Киборгу так же, как друг-Лихота, не более. А по жизни у него другие задачи. Какие?

— Мой позывной — Киборг. У вас тоже должен быть позывной. Не сообщать же всей округе ваше имя. Понимаете?

— Понимаю.

— Есть предложения?

— Птеродактиль, — усмехнулся Сашка.

На этот раз командир Пастухов смотрел на него чуть дольше.

— Эй, Аксен!.. — вполголоса скомандовал Киборг. — Аксена ко мне быстро!

Чернявенький молодчик явился секунд через тридцать — мелкий, вертлявый, при полной выкладке, с рацией в нагрудном кармане и бесовским задором в глазах. Ну что ж, в стане Пастухов по крайней мере есть дисциплина.

— Аксен, скажи — птеродактиль, — сказал Киборг.

— Шо? Хто? — бесовские глаза отуманились трудной умственной работой.

— Пте-ро-дак-тиль, — повторил Киборг.

— Ротидак, — оскалился Аксен.

Киборг повернулся к Травню.

— Нужен другой вариант, — развел руками он.

— Баобаб. — Улыбка Сашки сделалась шире ворот.

— Повторяй, Аксен.

— Бабоеб. А шо, ви смиетесь? Знову неправыльно?

— Еще, Александр Витальевич!

— Вариант с неандертальцем, я думаю, тоже отпадает.

— Так точно. — Киборг наконец-то улыбнулся.

— А шо це у нього? Шо за шняга? — Аксен ткнул пальцем в Сашкин чехол.

— Труба? — спросил Киборг.

— Тромбон.

— Аксен, скажи трубач.

— Та да, трубач…

— Бачий, Аксен. Это наш новий боец. Позывной — Трубач. Уразумел?

— Та да. Зразумив…

Травень глазел по сторонам, пытаясь получше изучить внутренность гаража. Дневной свет попадал внутрь только через распахнутые ворота. Травень, сколько ни вертел головой, окон так и не смог обнаружить. Небольшое количество света давали настенные люминисцентные лампы. Ремзона конечно же была обильно освещена и хорошо оснащена. Там, между ремонтной ямой и верстаками, Сашка приметил винтовую лестницу — ход наверх, на полати. Может быть, над огромным пространством гаража, в кельях, занимаемых бойцами бригады Пастухов, и есть окошки, но здесь, внизу, порой приходилось использовать карманные фонари. Голоса, всхлипы запускаемых двигателей, отдаленные удары железом по железу — звуки ремзоны — всё летело вверх, к деревянному потолку.

Травень достал из чехла тромбон, сосредоточенно взял несколько нот. Прислушался к эху. Все звуки утихли. Все слушали его. Тогда он заиграл «Сицилиану», выводил ноту за нотой в этот раз, как никогда, мучительно боясь ошибиться.