— Русский барин, — бормотал Сашка извлекая из «туарега» вещи. — Толпа черни у ворот. Робкие просители. Слуга — китаец. Хех! То ли ещё будет. Эй, ты!
— Что? — Жонг, отозвался незамедлительно, но сакраментальное слово «хозяин» не добавил.
— Там, в багажнике ещё посмотри.
— Я сам принес бы всё вам в комнату, зачем же…
Ах, он умеет возражать! Небрежно брошенные ключи от автомобиля были ловко пойманы.
— То, что найдешь в багажнике, в комнату ко мне не неси. Смекнул?
Жонг кивнул и направился к багажнику.
— Погоди.
Слуга остановился. Вымуштрован, как служебная собака.
— Откроешь багажник, когда я уйду. Смекнул? Так где, ты говоришь, моя комната?
— Ваша комната на втором этаже. По лестнице наверх, направо, вторая дверь. Она фисташкового цвета. Рядом дверь цвета салата — это комната Ярослава Саввича. Но сейчас его дома нет…
Травень взбежал по мраморным ступеням, миновал просторный холл, поднялся по неширокой — едва ли двое разойдутся — лестнице.
Внутренность особняка оказалась проще, чем наружняя отделка. Дом как дом. Никакой особой торжественности. Балясины и перила на внутренней лестнице, изготовленные из полированного дуба, придавали отделке холла некоторую респектабельность. Ну а в остальном — нечем восхищаться. Пол замусорен, на зеркалах пыль и следы пальцев. Выключатели и ручки внутренних дверей загрязнились от частых прикосновений. Из-под лестницы, из кухонной двери, прет аромат жареного чеснока, там гремит посуда и шкворчит масло на раскаленной сковороде. Оттуда слышится оживленный говор.
Прежде чем подняться на второй этаж, Травень внимательно оглядел холл. Гостиная, столовая, кухня и терраса, располагавшаяся в задней части дома и выходившая в небольшой убогонький сад, мало интересовали его. Совсем другое дело — дверь в подвальные помещения. Она располагалась рядом со входом на кухню.
Сбросив с плеч часть багажа, Травень осторожно приоткрыл её. Мгновенно вспыхнули несколько лампочек, освещавших довольно крутые ступени. Сашка спустился до первой лестничной площадки. Дальше идти бессмысленно — вход в подвальный коридор перегораживала решетка, запертая на висячий замок. Подвальный коридорчик за ней убегал в темноту, но по обе стороны его были ясно видны железные, плотно прикрытые двери. Всё вместе сильно походило на СИЗО.
Травень прислушался: ни звука. Он собрался вернуться в холл, уж перешагнул через первую ступеньку, когда в одной из комнат за железной дверью, кто-то завозился. Травень, перепрыгивая через ступеньки добрался до решетки, запиравшей вход в подвал. Потрогал навесной замок, снова прислушался. Высокий, девичий голосок бормотал, торопливо и бессвязно проговаривая слова. Порой подвальный сиделец принимался подвывать. Плакал он или пел — Сашка никак не мог разобрать.
— Эй, ты кто? — громко спросил он.
Пение-плач прекратились. Возобновилась возня.
— Меня связали, — сказал тихий голос. — Потому я не могу выбраться отсюда.
— Конечно, не можешь, — отозвался Травень. — Решетка заперта. Во дворе воторота тоже заперты и у ворот — часовой.
— Это не важно. Я всё равно удрал бы, если бы не был связан.
— Кому же пришло в голову связывать девчонку! — пробормотал себе под нос Травень. — Эй, девушка!.. Или…
— Я — мальчик, — был ответ.
— Ребенок?!
— Да. Меня зовут Петруша.
— Тебя связали и держат в подвале, потому что боятся?
— Нет. Я не страшный. Просто из любого другого места я убегу. Были… — Невидимый собеседник внезапно умолк.
Травень выждал пару минут, пока из-за двери снова не послышались пение и всхлипы.
— Эй, Петруша! Не расстраивайся так! Я тебя вызволю. Обещаю!
Ответом ему было тихое подвывание.
— Ты хочешь кушать? Хочешь писать?..
Травень тряхнул решетку.
— Не надо, — сказали из-за двери. — Только хуже будет.
И снова бормотание-плач.
Травень не стал дольше ждать. Сфотографировал на телефон висячий замок. Сначала надо подобрать отмычки к этим дверям, а потом уж проводить дознание: кто, за что и почему томится в домашней тюрьме Саввы Лихоты.
Апартаменты за фисташковой дверью оказалась вполне приемлемых размеров и, главное, были снабжены собственной ванной комнатой. Не страшно, что собственно ванны в виде чугунного корыта на ножках там не оказалось. В углу располагались душевая кабина и раковина. Главное — это вид из узкого оконца ванной комнаты. Главное — это козырек богатого крыльца, на который можно выбраться из этого оконца, да еще матовое остекление. Можно смотреть на двор и никем не быть при этом замеченным.
Едва познакомившись с отведенными ему апартаментами, Травень сразу же прилип к окну в ванной комнате. «Туарег» всё ещё не убрали со двора. Сильвестр стоял радом с ним, у открытого багажника, растирая кисти рук. Сашка видел, как посверкивает камень в его перстне. Губы Сильвестра шевелились, но разобрать слов Травень не мог. Ворота были по-прежнему распахнуты, и толпа придвинулась вплотную к демаркационной линии, отделяющей интимное пространство Саввы Олеговича от прочего мира.