Воин Русского мира

— Тебе нужна не такая еда. — Её ярко накрашенные губы с отвратительным звуком шлепали одна о другую. — Тебе нужна пища духовная — из рук отца Бориса. Ты умираешь…

Сначала напиться, а потом уж и ответить. Ах, как достала мерзкая баба! Хорошо хоть девчонка её не видит.

— Дядя, тебе боляче жувати, — волновалась Шуратка. — Али ничего, скоро всё кончится. Я знаю, поверь. Йиж, кушай!

— Вот это верно. — Смерть облизнула губы кончиком языка. — Я заберу его себе и сама стану пережевывать для него пищу.

Травень едва мог разомкнуть изуродованнуе губы. Приходилось ломать пищу на крошечные куски, но и это занятие причиняло страдание — над всеми десятью его пальцами основательно поработал Терапевт.

— Тебе боляче, дядя!

— Ничто тебе не поможет! Напрасно сам себя истязаешь. Погоди, вот придет Терапевт, и тогда…

— Проваливай, скотина!

Он мог бы бросить в Смерть хоть пустой бутылкой из-под воды, но как размахнуться в узком пространстве ямы?

Шуратка убралась в сторону. Но далеко не убежала — Травень слышал её тихие всхлипы. Смерть же осталась сидеть на краю ямы. Её короткая юбка задралась, обнажив крепкие ляжки.

— Наверное, бабу хочешь? — скалилась она. — Неплохо бы напоследок?

Травень молчал. Шуратка всхлипывала неподалеку, зачем-то поминутно поминала то Петрушу, то какого-то Ярослава… Ярослава!

— Скоро, скоро Терапевт возьмется за твои яйца. И вот тогда ты сдашься мне. Зачем такому, как ты, жизнь без яиц? — Смерть крысилась и реготала, била по стене ямы заскорузлой пяткой. Юбка её задралась едва не до паха, блондинистый кок растрепался. Ах, если б у него действительно имелись крылья! Ведь иного пути из этой ямы нет — можно только взлететь. Только взлететь!

Смерть взмахнула жирными руками. Её одышливый хохот прервался внезапно. Травню показалось, будто кто-то, подкравшись сзади, толкнул Смерть в спину выше поясницы. Почему бы стремной бабе не свалиться в яму ему на голову? Почему не посидеть с ним в тесноте, почти в обнимку, часок-другой? Неужели отвратная побоялась зашибиться?

— Я видел множество смертей, — проговорил детский голосок. — Мирных, страшных, внезапных, мучительных, неотвратимых, но ты…

— Ты не умеешь говорить! — зарычала баба, вскакивая на ноги. — Ты не можешь разговаривать со мной!

— Проваливай! — Петруша смотрел на Смерть прямо, с несвойственным ему выражением упрямой озлобленности. Ни страха, ни удивления не заметил Травень на его лице. — Я говорю тебе: пошла вон, злая тетка! Я защищаю этого человека!

Петруша взмахнул рукой. Легкий, подобный мановению журавлиного крыла, жест. В нём заключалось всё: рождение надежды, вера вечной жизни бессмертной души, торжество благородства. Всё!

— Он защищает. Меня?.. Ну и дела! — Травень ощутил влагу на избитом лице. Слёзы язвили его, попадая в открытые ссадины. Снова и мучительно захотелось пить, а Смерти будто не бывало.

Бледное личико Петруши склонилось над его бетонированной могилой.

— Она снова вернется, ведь я не смогу остаться с тобой надолго. Я должен… — Голос мальчика пресекся. Он озирался по сторонам, подобно гонимому детенышу мелкого лесного зверя. Наконец и Травень услышал рык движка — бригада Землекопов возвращалась с ночного штурма.

— Они в любой момент начнут обстрел, но тебе в этой яме ничто не угрожает… — продолжал, торопясь, мальчик. — Не слушай её, дядя Саша. Всё нормально. Землекопам опять не удалось отбить Вичку. Это хорошо.

— Но она в плену…

— Ей тоже ничто не угрожает. Сильвестр предлагает им обмен, и они обменяют тебя на Вичку. Шуратка унижается, каждый день плачет перед ним… перед Стасом. Это она зря. Вас обменяют, но потом будет удар. Сильвестр ударит по Пустополью ракетами.

— Мне бы выбраться отсюда, а уж я не допущу удара! Верь мне, Петя!

— Не кричи! Тише! — Глаза мальчишки грозно округлились. — Тише мыши — кот на крыше!

— Ты становишься хитрым. — На этот раз улыбка далась Травню почти без боли.

— Працую помаленьку… — Травень уже не видел лица Петруши, но знал: мальчишка улыбается.

Солнышко светило Петруше в спину, создавая вокруг его белобрысой головки нечто подобное золотому, постоянно движущемуся нимбу.

— Как она? Ты видел её?

— Да. Сильвестр вчера выводил её за стену, показывал дяденьке Стасу. Она жива и здорова. Потерпи ещё одну ночь… — Петруша скрылся из вида, а Травень провалился в беспамятство.

* * *

Допрос начинался обычно с избиения. Бил всегда Чулок. Потом Бакиров удалялся, стряхивая с бороды кровь и пот. Травень оставался в распоряжении гладко выбритого Терапевта. Тот какое-то время ковырялся в Сашкиных ранах. Лечил? Калечил? Какая разница! Травень уже знал, чего ждать, привык к этой разновидности боли. Потом взялся за провода. Тогда противная баба вышла из стены и стала рядом у левого плеча Травня.

Обычная ежедневная процедура. Травень решил для себя, что это последний его день. Больше пыток не будет.

— Слушай, хватит. Давай поговорим.

— Давай. Говори. Сегодня ты ещё можешь говорить, а завтра я отрежу тебе язык. Говори. До вечера ещё есть время.

Терапевт снова взял в руки провода. Странное дело, но именно в этот миг Смерть сняла свою ладонь с плеча Травня.