Воин Сумрачных гор

Перестав сдерживать ее движения, Рилман осторожно лизнул ее шею и прикусил кончик уха, готовый отразить внезапную атаку. Молодая вампирша лежала смирно, но ее частое прерывистое дыхание не позволяло ему ослабить бдительность. После короткого любования своей долгожданной жертвой, Рилман помял ее верхнюю губу своими губами и вновь отпрянул, позволяя ей убедиться в его безопасности. Миалайя робко взглянула на него, убедив себя подчиниться. Рилман ответил спокойной улыбкой, не показывая клыков. Он наклонился к девушке, вдавил свой жесткий нос с полустертыми осязательными волосками в ее бархатный носик. Потершись носами, они вновь посмотрели друг на друга – теперь с обоюдной надеждой на мир и взаимопонимание.

– Я – твоя на всю жизнь, – Миалайя лизнула подбородок Рилмана.

Стягивая с себя кожаные штаны, Рилман снова потерся носом о кончик носа девушки, и Алайни перестал их чувствовать. Связующая ниточка порвалась навсегда.

Так будет лучше для нее. Миалайя должна жить там, где ее дети будут под общей защитой. А его ждет долгий опасный путь. Ступая по наемничьему следу, он отыщет правду об исчезновении своих родителей и воздаст виновным по заслугам.

Алайни все сильнее верил, что трагедия его семьи не была роковой случайностью. Вспоминая скрывавшегося в горах сородича в пятнистой одежде, он пытался вычислить его убежище, думал о том, где искать его пахнущие резиной следы, и старался не тосковать по Миалайе. Втянуть девушку в рискованное путешествие значило ее обречь на смерть от наемничьих пуль или клыков лесных хищников. Если он останется в живых после отмщения, то однажды в далеких землях выберет для себя охотничьи угодья, пригодные для благополучной жизни его детей и внуков, и встретит там будущую жену. С Сумрачными Горами его больше не связывает ничего, кроме воспоминаний, которые он уносит с собой.

С плоского на вершине огромного камня, выраставшего из покрытого низкорослым лесом горного склона, Алайни осмотрел зеленую пойму медленной глубоководной реки. Обычно с утра на водопой приходило много животных. Пока лишь взлеты и приземления крупных птиц, занятых ловлей рыбы и лягушек, мелькали быстрыми пятнами на зелено-голубом фоне. Их резкие хриплые крики разбивали мерный листвяной шепот.

Последней добычей Алайни была злополучная Конопушка. Он еще не охотился после того, как ведьма-волчица изобразила на его руке позорный кошачий хвост. Свежую татуировку он стыдливо обматывал кожаной повязкой, и боролся с подозрениями, что заколдованный рисунок все больше влияет на его жизнь.

После сомнительного заговора Алайни перестал чувствовать усталость, голод, жажду. Ему приходилось напоминать себе, что после долгой пробежки надо попить воды из ближайшего ручья, что раз в день надо немного поспать. Вернее, попытаться вздремнуть. Глубокий полноценный сон был им потерян, казалось, безвозвратно. Взамен он приобрел воспоминания о детстве, расплывчатые и отрывочные. Он четко вспоминал природу, лесную живность, но лица вампиров своей стаи он видел будто сквозь мокрое от дождя оконное стекло. Ему не удавалось пристально разглядеть родителей. Алайни задавался вопросом: а нужно ли ему вспоминать прошлое? Неспроста его разум выкинул из памяти счастливые картинки после загадочной трагедии. Вампиры помнят себя с рождения, но его память однажды разделилась надвое – одна часть была убрана в наглухо запечатанный архив, а доступ к более поздней части остался свободным.

Камень над рекой был последним местом, с которым пришел проститься Алайни. Метки его отца давно смылись весенними потоками с желтовато-серого гранита. Гномы говорят, что память камней лучше и надежнее памяти создания из плоти и крови. Должно быть, камень прекрасно помнил тепло тела властелина Сумрачных Гор, колебания воздуха и земли от его мощного визга. Когда-то, по меркам здешних валунов не так уж давно, боевой клич отца Алайни предупреждал соперников и будущих жертв о его господстве в опасном краю, и горы всегда отвечали далеким эхом на его зов.

Глава 10. Магия крови

Алайни

Пугливых лесных пташек разогнал воинственный рев лотолма, мощного высокого зверя, одетого в полосатую рыже-коричневую шубу и увенчанного восемью гладкими рогами. Белая “корона” тянулась от затылка к носу животного. На морде рога были меньше, чем на голове, и представляли собой острые костяные лезвия. Сросшиеся в широкую пластину передние зубы верхней челюсти не умещались в пасти лотолма и, когда он перестал реветь, закрыли нижнюю губу. Подушечки его длинных лап скрывали под белыми очесами острые когти. В мягкой красивой шерсти хвоста и гривы прятались треугольные зубцы, которые удлинялись и вставали торчком при опасности.