Музыка и пение смолкли. Женщины бросились смотреть, не уцелело ли хоть что-нибудь из оставленного здесь имущества, хотя, я думаю, ни одна ничего так и не нашла. Матросы положили на землю вещи и потребовали плату - по оболу за каждый тюк. Мы с чернокожим объяснили им (он знаками, а я словами), что у нас ничего нет, и вместе с ними прошли в дом, чтобы разыскать Каллеос.
Мы нашли ее во внутреннем дворике. Она пинала ногой какие-то камни в груде мусора.
- Вот и вы наконец! - воскликнула она. - Живо за дело! У нас сегодня вечером гости, и я хочу, чтобы все здесь расчистили и привели в полный порядок.
- Ты еще не расплатилась с матросами, госпожа, - напомнил я ей.
- Так ведь у меня есть еще для них работа, дурачок! Пришли их сюда. Нет, лучше займись работой, я сама поговорю с ними.
Мы сделали все, что было в наших силах. Мы очень старались спасти то, что еще можно было починить или хоть как-то использовать. Весь остальной мусор мы сжигали - как делали и тысячи других жителей города. Вскоре к нам присоединились и матросы; они латали двери и пытались создать хотя бы видимость стен из уцелевших кирпичей. Каллеос поинтересовалась, сколько урн и ваз уцелело. Я сказал, что всего три.
- Этого совершенно недостаточно! Латро, ты ведь можешь что-то удержать в памяти хотя бы в течение одного дня - так, кажется, говорил Гиперид?
Я не был уверен, но чернокожий утвердительно кивнул.
- Прекрасно. Я хочу, чтобы ты отправился на рынок. Торговцы, конечно, постараются всучить тебе мебель или ткани, но ты не обращай на них внимания, а найди обыкновенного гончара, который торгует с тележки, знаешь?
- Да, госпожа.
- И еще торговца цветами - тоже с тележкой. Скажи им, чтобы шли за тобой вместе со своими тележками, и приведи их сюда. Я куплю у них сразу все. Нет ничего лучше цветов, если мебели в доме совсем не осталось! Твой чернокожий друг пока останется здесь и будет работать. А когда вернешься, тебе тоже найдется дело, работы тут невпроворот.
Я все сделал так, как велела мне Каллеос, однако на обратном пути меня остановил мужчина с необычной и весьма неприятной внешностью. Плащ, окутывавший его тщедушную фигуру, был цвета бледного гиацинта; в руках он держал высокий посох с каким-то отвратительным крючком на конце и фигуркой женщины на набалдашнике; его темные глаза были такими выпуклыми, что казалось, вот-вот выскочат из орбит.
Держа посох в одной руке, он вторую прижал к груди и низко поклонился, как это делают на Востоке, но мне показалось, что в его повадке есть нечто шутовское - насмешка чудилась мне в его глазах, в его высокой тощей фигуре и всклокоченных волосах и во всех его словах и поступках.
- Не уделишь ли ты мне несколько мгновений, добрый мой господин? Я был бы бесконечно благодарен даже за самые пустяковые сведения. Могу ли я спросить, кому понадобилось столько различных ваз и цветов? Это, разумеется, не мое дело, но, право же, никакого вреда не будет, если ты скажешь мне. И кто знает? Вскоре, возможно, мне тоже удастся оказать тебе какую-нибудь небольшую услугу, господин мой. В конце концов, именно мышь прогрызла ту прочную сеть, в которую попался могучий лев, как некогда говаривал один мудрый раб с Востока.
- И цветы и вазы - все для Каллеос, моей хозяйки, - ответил я.
Рот незнакомца так широко открылся в улыбке, что мне показалось, будто у него, по крайней мере, сто зубов.
- Каллеос, дорогая старушка Каллеос! Я прекрасно знаю ее! Мы с ней добрые друзья; Ах, Каллеос! Но я и не думал, что она вернулась.
- Она вернулась только сегодня утром, - сказал я.
- Замечательно! Можно ли мне пойти с тобой вместе? - Он огляделся, словно пытаясь восстановить в своей памяти тот город, который знал когда-то и который теперь лежал в руинах. - О, конечно, ее дом всего в нескольких шагах отсюда, верно? Скажи ей, мой дорогой, что один старый ее поклонник весьма желает выказать ей свое почтение и с нетерпением ждет, когда у нее найдется для него свободная минутка. Имя мое - Эврикл Некромант.
14. ЧТО ЗА СТРАННЫЙ ПРАЗДНИК!
- Ну разве видели вы что-либо подобное? - вопрошал Пиндар, рукой обводя ряды ваз с цветами и уже отчасти восстановленные стены. - Вот это действительно город великой Афины, Латро! Люди снова вернулись сюда, хотя ее совам (*80) приходится пока гнездиться в развалинах. Ах, какую поэму я напишу обо всем этом!
У него за спиной Гиперид заметил:
- Когда станешь писать, не забудь, что вместе с тобой здесь был я, и тоже пил вино, и, как прежде, обнимал юную девицу.
- Ну, ты для высокой поэзии объект неподходящий, - заявил ему Пиндар. Впрочем, ладно, так и быть. Пусть еще тысячу лет имя твое связывают с именем Ахиллеса.
Когда они входили в дом, я пересчитал их; всего гостей оказалось шестеро: Пиндар, Гиперид, кибернет, Ацет и еще двое, которых я не знал, капитаны "Эйидии" и "Клитии". Ацет протянул мне сверток, который принес с собой:
- Вот, Латро, Гиперид велел непременно передать тебе.