Война

— Великолепно, господин военврач! Они полностью сменили предыдущих.

— Вот как? Там есть очень тяжелые ранения.

Хорнунг что-то бормотал у меня за спиной, но все это заволакивала черная пелена. Я сидел выпрямившись, чтобы не дать ей поглотить меня совсем.

— Ну, теперь шприц с противостолбнячной! Протрите ему здесь кожу!

Унтер-офицер санитарной службы протер чем-то холодным небольшой участок кожи у меня на груди справа. Врач прихватил кожу и воткнул шприц. У меня совсем потемнело в глазах, и я оцепенел.

Я очнулся. Ощущение необыкновенного счастья струилось во мне. До меня донесся стон. Хорнунг сидел, возвышаясь надо мной. Я лежал на носилках. Что-то сдавливало мне грудь.

Я почувствовал на себе широкую повязку.

— Долго я был без сознания? — спросил я Хорнунга.

— Не знаю. Время так тянется…

Я заглянул под то, что было на мне. Что-то страшное там, под этим суконным одеялом. А это что? Грудь у меня была покрыта холодными пузырями. Мои омертвелые пальцы ощупывают их. Вот оно! Приближается… Все ближе, ближе… Мне страшно… Сейчас…

Пробуждение было радостным. О, все миновало!

Хорнунг стонал:

— Хоть бы стошнило, что ли! В голове гул!

На перевязочном столе горели две карбидные лампы.

Старший лейтенант санитарной службы подошел ко мне и заслонил собою свет:

— Ну, как вы себя чувствуете?

— Хорошо, господин военврач!

— Расскажите еще об атаке! Страшно было?

— Нет, это было великолепно — как они бросились в атаку, все, кто до этого ныл, сидя в туннеле! А ведь один из них сказал однажды — я шел мимо и услышал, — что ему, дескать, все равно, если даже он в плен попадет. И вот он бросается в атаку и падает. Наверно, он убит.

— Так что же в этом великолепного?

— Великолепно, господин военврач, — ведь все они вдруг потеряли всякий страх! Охваченные одним чувством, они пошли в атаку, и это было прекрасно, ни с чем не сравнимо!

Снова подступил страх, но мысли о великолепной атаке еще ослепляли меня, и страх пока не мог над ними возобладать.

— Что вы ощутили, когда стали терять сознание?

— Что-то надвинулось на меня, и все пропало, я видел только свет. Потом меня сковало, и я напрягся, чтобы не подпустить к себе это. Дальше ничего не помню. А когда пришел в сознание, почувствовал себя прекрасно.

— А больше вы ничего не почувствовали?

— Все тело у меня покрыто пузырями, а рот распух. И пальцы омертвели.

Он что-то пробормотал, чего я не смог понять в обволакивающем меня сером тумане. Туман рос, густел, становился страшным, плотным, как сукно. Я старался собрать свои мысли воедино, но их обволакивал серый туман. Где-то вверху еще блистал какой-то отсвет, все остальное — комок серого сукна. Губы! О-ох! Что-то ужасное надвигалось все ближе и наваливалось свинцовой тяжестью. Но я старался ее преодолеть, удержаться! Все ближе и все ужаснее! Нет!..

Оба врача совещались шепотом.

— По-моему, уважаемый коллега, это не то. Я считаю, что у него столбняк. Вы слышали, как он описывал атаку. Это в определенном смысле не что иное, как положительный экстаз, соответствующий отрицательному. Притом пульс довольно слабый. Погляжу, не пришел ли он в сознание.

Он подошел ко мне.

— Я дам вам немного коньяку. — Он налил мне и подал. Меня как огнем обожгло.

— Ну, как вы чувствуете себя теперь?

— Мне немного трудно говорить, господин военврач, у меня очень распухли губы. И пузыри еще больше вздулись. В остальном я чувствую себя прекрасно.

— Палят почем зря, — сказал он. Я заметил, что он наблюдает за мной. Казалось, он не знал, о чем еще меня спросить, и отошел.

Удивительно, если во мне нашлось что-то достойное наблюдения.

Я лежал и радовался.

Хорнунг стонал. Внесли еще кого-то: сначала появились разорванные брюки. Врачи были заняты работой… Время шло.

Мое внимание снова обострилось. В блиндаже было слышно только дыхание.

Подошел врач:

— Ну, как дела?

— Очень хорошо, господин военврач.

— Уже поздно. Нужно попытаться отправить вас в тыл. Я пошлю с вами унтер-офицера санитарной службы, на случай, если у вас снова случится коллапс.

Я, правду сказать, не знал, что такое коллапс, но заявил:

— Ничего больше не случится.

— И вы, — обратился врач к Хорнунгу, — тоже должны идти.

— Я не могу, господин доктор!

— Ерунда! На воздухе вам станет легче.

Я встал. Хорнунг лишь чуть шевельнулся на своем табурете.

— Вставайте же!

— Я не могу! — выдохнул он.

— Возьмите его под руку!

Я нерешительно взял его за руку выше локтя. Неожиданно он проворно поднялся. Что произошло? На лестнице блиндажа я отпустил его. Он начал подниматься первым. Вдруг он качнулся назад. Что, если он упадет на меня? С подвязанной рукой я был не очень-то ловок, но все же быстро схватил его за руку и вытолкнул наружу. Там все — и белые ветви деревьев, и мертвецы — было залито лунным светом.

— Теперь живо! — сказал унтер-офицер санитарной службы. — Здесь все время поливают шрапнелью. — Давай туда вверх по лугу!