Война

– Вы знаете, мне кажется, что я теперь смогу заснуть стоя, но, впрочем, в этом нет ничего нового, но вот вы скоро окажетесь дома на мягких простынях, и на работе вас ожидать не будут, пока вы не отоспитесь хотя бы несколько неделек. Так что, Чарли, приходи ко мне в конце января, и мы посмотрим, что можно придумать. А сейчас мне пора на ужин, все!

Он отвернулся и медленно пошел прочь, но затем остановился и крикнул им через плечо:

– Я уеду с рассветом, и какое-то время меня не будет. Мне нужно уладить дела в Роттердаме, но дома скажите, что меня задержали в главном штабе, будьте молодцами.

Джек наблюдал, как он уходит, и увидел, как он споткнулся в темноте, оправился и пошел дальше, к офицерскому столу в палатке, освещенной изнутри масляными лампами и еще двумя лампами на столбиках снаружи. Оберон выглядел таким одиноким, что Джек побежал за ним и остановил.

– Мы не нужны вам будем там, в Роттердаме, сэр? Мы не спешим. – Это была ложь.

Оберон улыбнулся и похлопал Джека по плечу.

– Мне нужно, чтобы вы мне доверяли, Джек, вот что мне нужно. Действительно доверяли, потому что в этот раз я хочу все сделать правильно, причем для всех нас.

Март и Чарли присоединились к ним. Чарли сказал:

– Но вы не можете уехать, только не без нас.

Джек покачал головой.

– Чарли, позволь человеку сделать то, что он должен сделать. Он вернется, а ты останешься рядом со мной после того, как навестишь свою маму, а потом снова встретишься с ним.

Джек отдал своему капитану честь.

– Мы сделали это, сэр!

Оберон салютовал ему в ответ.

– Без вас бы ничего не получилось, сержант.

Джек ответил:

– И без тебя тоже, Об.

Март сказал:

– Святые угодники, вы еще поцелуйтесь тут.

Оберон рассмеялся:

– Береги себя, Джек, – он пожал руку каждому. – В добрый путь. Всем дома – передайте мой привет.

Глава 16

Истерли Холл, середина декабря 1918 г.

Эви сидела напротив Эдварда Мэнтона в коляске, которая направлялась из Истона в Истерли Холл. День был морозный и светлый, и за голыми живыми изгородями, покрытыми паутиной и изморозью, было видно поля собранной пшеницы и ячменя. Вода покрывалась кромкой льда в маленьких воронках от снарядов – так назвал лужи Гарри, когда они недавно ехали по этой дороге в повозке ее папы, доверху нагруженной морским углем. Тогда они посмотрели друг на друга, и он пробормотал, что надо бы отвыкать от тех образов и ассоциаций, которые стали для них такими естественными. Это было время, когда они начинали по-настоящему верить, что война закончилась.

Два дня назад она отправилась в дом своей матери по настоянию Гарри и Рона Симмонса. Они сказали:

– Тебе нужно поездить и посмотреть другие гостиницы, Эви, потому что очевидно, что лорд Брамптон никогда не передумает. Мы слышали, как Вероника и Ричард разговаривали в его кабинете; они волнуются до смерти.

Она провела две ночи у мамы, и сегодня Эдвард возил ее посмотреть гостиницу, выставленную на продажу в Госфорне. Ее постояльцами в основном были коммивояжеры. Это место вогнало ее в тоску, но с помощью небольшого количества краски его можно было оживить, и по крайней мере для Саймона сразу нашлась бы работа, как только он приедет, – а вот для Джека нет. Вот что действительно погружало ее в темную тоску. Джека снова будет ждать шахта, когда она наконец вернется.

Эдвард дернул за поводья, и Салли фыркнула, поведя головой. Она спросила:

– Грейс уже ответила Джеку?

Он внимательно смотрел на поля, как будто это была самая интересная вещь на свете, по мере приближения к перекрестку. Она проследила за его взглядом, но увидела только пару грачей, которые высматривали ту малость, которая осталась для них от урожая. Эви сказала:

– Просто теперь она начала сомневаться и настаивает на том, чтобы Джек сначала увидел ее и Агату. Ему нужно понять, что она останется такой навсегда, не только на время войны. Она считает, что война заставляет нас мириться с некоторыми вещами, потому что мы полагаем, что во время мира все вернется к норме; что мертвые снова оживут и вернутся к нам, что все раны исчезнут, будто их никогда и не было.

Салли выдохнула, из ее ноздрей повалил пар. Эдвард потянул поводья налево, и они свернули к дороге на Истерли Холл, которая уже была видна за голыми изгородями. Эдвард подхватил разговор, нагнувшись над поводьями:

– Конечно же, она права. Мои прихожане только-только начали осознавать перманентность боли и чувства потери и опустошенности, которые принесла война. Но ты даже еще не прекращала ощущать их со всей живостью, верно, Эви? Пациенты все еще прибывают.

Она кивнула.

– И еще эти разговоры об испанской лихорадке – пока что не у нас, но все же. Доктор Николс говорит, что это из-за того, что все так измождены и у организма нет сил сопротивляться, особенно у мужчин, и она, черт ее побери, буквально скашивает людей – прошу прощения, пастор. Как будто миру было недостаточно бед.

Эдвард пожал плечами и пустил Салли рысью.