Война

Голос Эви звучал устало и блекло. В своем письме Грейс писала, что смогла увидеть Джека всего на несколько мгновений, которые ей удалось улучить во время жуткого наплыва раненых после атаки Нивеля на Шмен-де-Дам, и он был в порядке. Эви должна была радоваться, но ей так хотелось, чтобы это она увидела Джека, своего паренька, которого она любила больше всех на свете, – кроме Сая, разумеется. Но Сай пожертвовал своим шансом на побег и теперь был в безопасности, а она не могла вспомнить, как выглядит его лицо или звучит его голос, или каково это – чувствовать его руки, обвившиеся вокруг ее талии, или его губы на своих. Она спрятала письмо в карман как можно глубже. Он был помолвлен, у леди Маргарет была чудная маленькая девочка, у Вер ее пухлый мальчик, даже у Милли был Тим. А что, черт возьми, было у нее?

Рон постучал своей трубкой о гигантский ствол дерева.

– Американцам нужно сначала собрать армию, а немцы будут из кожи вон лезть, чтобы вырвать победу до того, как они прибудут, так что, мне кажется, эта ситуация встанет всем боком. Боюсь, у нас в Истерли появится еще больше работы.

Эви смотрела, как пепел сыпется из чаши его трубки. Рон никогда не мог как следует раскурить эту штуку, как он ни старался. Может, этого и не надо было – так думал доктор Николс. Она спросила:

– Что станет с военнопленными, если они победят?

– Немцы их заберут, нас вышвырнут, вероятно…

– Нет, что станет с нашими там, с Саем?

Он посмотрел на нее. Его нос окончательно оформился. Работу почти полностью завершили в новом кембриджском военном госпитале в Олдершоте, где работал Гарольд Гиллис, лицевой хирург.

– Прости, Эви, как можно было так сглупить. По правде сказать, я не знаю. Я бы предположил, что их репатриируют. Не волнуйся. Он вернется домой, и все у него будет на месте, – он улыбнулся, но затем оправился. Она знала, что он думает о Джеке, Марте, Дейве, и Чарли, и Обероне – все они до сих пор были невредимы.

– Ничего не потеряно, – сказал он, подаваясь вперед и перенося вес обратно на деревянную ногу. – Жизнь может заставить нашу дорогу свернуть, но мы все равно будем идти по ней дальше.

Немецкие военнопленные приехали на грузовиках, пока они с Роном шли к дому по лужайке, чтобы работать в теплицах, свинарниках и везде, где нужна была помощь. Джек написал ей однажды, что шахты в Германии были как дом вдали от дома. Некоторые из пленных, очевидно, чувствовали то же самое. Даже миссис Мур стала разговаривать с ними ласково во время обеденных перерывов, кроме Гейне. Ни она, ни Эви не могли терпеть этого голубоглазого, светловолосого, широкоплечего молодого человека, который был родом из Мюнхена и, казалось, знал все на свете, тогда как они, простые женщины, не знали ничего.

Эви и Рон шли по траве, которая была влажной после ночного дождя. Она помахала рукой и охранникам, и пленным. Рон спросил:

– Прекращена ли забастовка – или стоит говорить «забастовки»?

Эви рассмеялась, она ничего не могла с этим поделать. Если что-то ее смешило, ее настроение сразу поднималось.

– Полагаю, что да, и Ублюдку Брамптону пришлось поднять зарплаты военнопленным в Оулд Мод, Хоутоне и Ситоне, не говоря уже о сталеплавильных производствах. Профсоюз не потерпит, чтобы с ними расплачивались орешками. Джеб так и сказал мне – «мы не обезьянки», когда мы стояли в очереди в кооперативный магазин.

Теперь они шли по подъездной дорожке, и Эви понимала по лицу Рона, что ему больно, когда гравий сначала не раздвигается, а потом скользит и хрустит под его деревянной ногой. Он сказал:

– Удивительно, что они так заботятся о враге в такое время.

Эви запустила свою руку под его, прежде всего чтобы удержать его в вертикальном положении.

– Эх ты, наивная душа, все не так, они заботятся только о том, чтобы их собственных людей не лишили работы и зарплаты. Если Ублюдку Брамптону и остальным будет сходить с рук то, что они почти ничего не платят пленным, то как долго наши рабочие смогут удерживаться на своих местах?

Они уже дошли до конюшенного двора, когда перед ними оказался Гейне и вошел в стойла, перекинув куртку через плечо. Несколько пленных бегали взад и вперед в своей синей форме, нося корзины с кормом для свиней с кухни. Милли направилась в стойла вслед за Гейне, с ведрами в обеих руках. Глупая девица.

Эви перестала беспокоиться об этом, потому что если не он, то кто-нибудь другой оказался бы на этом месте. А поскольку Милли теперь регулярно писала Джеку, водила Тима в школу перед работой, помогала маме Эви с домашними хлопотами и даже перестала глядеть на Эви так, будто та собирается причинить ей какой-то страшный вред, Эви не находила причин ей что-то говорить. Будет ли это такой уж катастрофой, если она найдет себе кого-то другого, в конце концов? Как-никак, во Франции Джека ждала Грейс, но оставался Тим, и Милли заберет его, и это разобьет Джеку сердце – если он, конечно, выживет… Она остановила бег своих мыслей по этому старому порочному кругу, потому что он никогда ни к чему не приводил.