Война

– Когда это ты кого-то умолял? – Кажется, это вызывает у него отвращение. – Мой непоколебимый мстительный брат, ты сам берешь то, что тебе принадлежит.

Но это я сам взять не могу.

– Прошу тебя.

Крылья Танатоса расправляются, затем снова опускаются. Он заинтригован – это уже лучше, чем равнодушие.

– Мы оба знаем, что она не может жить, – говорит Смерть. – Это не наша работа.

– Ты же пощадил женщину Мора.

– Исключение, и снова я этого делать не стану, – говорит Смерть. – К тому же его женщину еще можно было вернуть. Твою – нет.

– Она уже перешла? – спрашиваю я, и отчаяние вновь охватывает меня. Конечно, она перешла. Должно быть, отлетела в тот же миг, как только жизнь освободила ее из своих тисков.

Брат смягчается.

– С ней все хорошо. И с ребенком тоже.

Ребенок. Мой ребенок.

Когда я впервые проснулся мужчиной, а потом сражался – все это время я думал, что мне нечего терять. Думал, что цель оправдывает средства. Люди – все люди – были обречены. В этом не было ничего личного. Теперь я чувствую, что мои прежние убеждения душат меня.

– Я сделаю все, что угодно.

Губы Смерти сжимаются.

– Ты можешь сделать только одно.

Я стою не дыша.

– Отдай свой меч, Война.

Мою единственную цель, мои бытие и личность, слитые воедино.

«Сдайся». Единственный знак, начертанный на Мириам. Втягиваю воздух сквозь зубы. Он всегда знал. Это я был глупцом, не ведающим сомнений. Упивался непоколебимой уверенностью в том, что Мириам моя по божественному праву, и ничто не сможет этого изменить.

Ничто не сможет этого изменить. Это еще не конец. Так не должно быть.

«Сдайся».

Ничто не дается без жертв – тем более это. Мириам была права: любовь и война не могут существовать рядом. Я могу получить одно или другое, но не то и другое сразу. Моего меча не было со мной, когда я покинул Землю, но сейчас он здесь, в ножнах, словно мы никогда и не разлучались. Я протягиваю к нему руку. Металл поет, когда я вынимаю оружие из ножен.

– Значит, таков твой выбор, – говорит Танатос и в его голосе звучат любопытство и разочарование.

– У меня нет выбора.

Попытаю теперь счастья среди смертных. Заблуждающихся, непонятных смертных. Я протягиваю меч рукоятью вперед. Танатос хочет взять его. В последний момент я снова отвожу руку с мечом.

– Ребенок тоже должен вернуться.

Темные глаза Смерти изучающе смотрят на меня.

– Зачем тебе это, брат? Она была еще только далекой возможностью.

Она. Значит, девочка.

– Пусть вернется, – настаиваю я.

Смерть смотрит на меня темными глазами. Он судит мое сердце так же, как я судил человеческие сердца. И наконец кивает.

– Проведи с ними то время, что у тебя осталось, – говорит он. – Надеюсь, это того стоит.

И я чувствую, как все переменилось.

Теперь я лишен кровожадности и бессмертия. Они падают с моих плеч, словно тяжелый камень. Я больше не гордый Всадник Война, а всего лишь раскаявшийся человек.

– Ты свободен.

Глава 62

Мириам

Моргнув, открываю глаза. Свет яркий, кожу слегка покалывает. Я как будто не совсем в порядке.

Война склоняется надо мной, мои глаза фокусируются на нем.

У меня перехватывает дыхание: я вижу его, целого и невредимого.

– Жена, – взволнованно говорит он и сжимает меня в объятиях.

Он зарывается лицом мне в шею, и его огромное тело начинает вздрагивать. Только через мгновение я понимаю, что он плачет.

– Ты жив, – изумленно говорю я, проводя пальцами по его волосам. Я-то боялась, что эта смерть станет для него последней.

Но как?..

– Не нужно было приходить за мной, – хрипло говорит он.

Я слегка отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, стираю пальцем его слезу. Я никогда не видела, чтобы Всадник плакал.

– Я люблю тебя, – говорю я. Я так долго держала в себе эти слова, что едва не лишилась возможности сказать их. Теперь они сами срываются с моих губ. – Я не могла не прийти за тобой, потому что люблю тебя.

Вижу на лице Войны все его эмоции. Недоверчивое изумление и радость озаряют его, прогоняя слезы. Его ладони сжимают мои щеки, и он смотрит мне в глаза.

– Мне стали сниться ваши человеческие сны, – говорит он. – Это так чудесно, что не может быть правдой.

– По-моему, это не сон.

Оглядываюсь вокруг. Мы уже не в могиле, а рядом с ней. Вокруг по-прежнему валяются мертвые тела. Я вспоминаю все – и то, как пыталась спасти Войну. Уже почти спасла, но тут его рука соскользнула… Я не помню взрыва и вообще ничего больше не помню. Воспоминания просто обрываются.

– Что случилось? – спрашиваю я.

У Войны дергается кадык.

– Когда я очнулся… – судорожно выдыхает он, – тебя уже не было. Ты пришла, чтобы спасти меня, а я тебя спасти не мог.

Я оглядываю свое тело. Одежда превратилась в обугленные лохмотья. Уже по одному ее состоянию… да, очевидно, взрыв был. Взрыв, которого я не запомнила и не почувствовала.

Снова начинаю разглядывать свою одежду. Ткань сгорела почти полностью, а кожа осталась нетронутой.

Этот внезапный обрыв памяти… Должно быть, меня тяжело ранило, и я потеряла сознание. А это может означать только одно: Война каким-то образом исцелил меня.