Война

– Но ты меня спас, – говорю я. Почему он сказал, что не смог? Если бы он не спас меня, я была бы вся изранена, мне было бы больно.

– Не своими руками, – признается он.

Я не понимаю…

– А как же тогда?

Он приглаживает мои волосы, убирает их назад.

– Я свободен, Мириам.

Наверное, я ударилась головой и плохо соображаю.

– От чего?

– От моего предназначения.

Он уже говорил это раньше, но только теперь я по-настоящему вникаю в смысл его слов.

– Ты больше не должен убивать?

Он качает головой.

– Нет, если только не придется защищать тебя или нашу дочь.

Я поднимаю брови, а потом бросаю взгляд на свой живот.

– Нашу дочь?

Он улыбается мне, и эта улыбка, кажется, заполняет все его лицо без остатка. Он просто чудовищно красив.

– Извини, что испортил сюрприз.

Наша дочь…

– Откуда ты знаешь?

– Как я уже сказал, это не я тебя спас. Это мой брат.

– Брат? – переспрашиваю я.

– Смерть.

При звуках этого имени моя беззаботность тут же испаряется. Если меня спас сам Смерть, у этого могла быть только одна причина.

– Я умерла? – я с трудом произношу это.

Война долго смотрит на меня.

– На время.

О боже… Я умерла!

Я вновь кладу руку на живот, чувствуя страх.

– А ребенок… Она жива?

– Я позаботился об этом.

И тогда я тоже начинаю плакать – должно быть, слезы заразны.

Я ничего не понимаю. Я вернулась из мертвых. И Война, и наш ребенок…

– Я сдалась, – произношу я.

Война прижимает меня к себе.

– Я тоже.

С минуту мы сидим так. Тело у него такое же крепкое, как всегда. Он как будто совсем не изменился. Но должен был измениться.

– В чем подвох? – спрашиваю я.

Я теряю все, что люблю. И теперь, когда потерянное вернулось, я боюсь, что оно снова ускользнет.

– Нет никакого подвоха, – говорит Война, – если не считать того, что теперь я смертен. Я буду жить, стареть, а потом умру, так же, как и ты.

Что бы ни случилось, пока меня… не было, Войне это дорого обошлось. Очень дорого: он утратил бессмертие.

В моей душе что-то надламывается. Я видела столько смертей, что хватило бы на двадцать семь жизней.

– А Деймос? – спрашиваю я.

– Его ждет та же участь.

– А как же другие Всадники?

Те, кто еще не приходил на Землю.

Лицо Войны становится мрачным.

– Мои братья не остановятся, и они еще сильнее меня.

Мир по-прежнему в опасности – но это не значит, что его нельзя спасти. Мор и Война сложили оружие. Надежда еще не потеряна. Но об этом можно будет подумать позже.

Я жива, Война жив, ребенок жив. Ах, да, и с убийствами покончено.

При этой мысли уголок моего рта вздрагивает в улыбке.

– А твои сверхспособности тоже пропали, или ты все еще можешь говорить на всех существующих языках?

– San sani du, seni nüşüna ukuvı?

А ты все еще понимаешь меня?

Я смеюсь:

– Понимаю.

Мы с Войной смотрим друг на друга, и только теперь я наконец по-настоящему осознаю, что произошло. Все кончено. Действительно кончено. Сражения, убийства и страдания. У меня теперь есть этот мужчина, ребенок и будущее.

– Что же мы теперь будем делать? – спрашиваю я Войну.

– Мне все равно, жена, – что бы ни делать, только бы с тобой.

Глава 63

Два года спустя

Я стучусь в синюю дверь, чувствуя, как отчаянно бьется сердце. Дом, как и многие дома в Ираклионе на Крите, выглядит живописно, несмотря на следы, оставленные непогодой. Может быть, мы снова ошиблись. Увы, такое уже не раз случалось.

Из-за двери доносятся приглушенные голоса, звук приближающихся шагов.

Я долго шла к этому – почти десять лет. Если, конечно, это, действительно, та самая минута, которой я ждала.

Дверь распахивается, и у меня обрывается дыхание при виде женщины, стоящей на пороге. Я пришла туда, куда надо – понимаю это в тот же миг.

Она изменилась и выглядит гораздо старше, но знакомые черты – вот они.

– Мама… – говорю я.

Мгновение она стоит молча, вглядывается в мое лицо, словно сомневается, не шутка ли это, а потом… наконец-то! Радость узнавания вспыхивает в ее глазах. Она зажимает рот ладонями, ее глаза наполняются слезами.

– Мириам!

Я вздыхаю – кажется, в первый раз за все это время я снова дышу полной грудью. Киваю, смахивая слезы. Как долго я этого ждала! И не могу поверить, что дождалась.

– Это я, – говорю я дрожащим голосом.

Мама всхлипывает, а затем широко распахивает руки и сжимает меня в объятиях.

Это правда – моя мама жива! И я обнимаю ее.

Годы боли и разлуки растворяются в одну минуту. Как долго я мечтала об этих объятиях.

Она дрожит всем телом.

– Дитя мое. Доченька.

Теперь она плачет не скрываясь, прижимает меня к себе, и глаза мне застилают слезы. Не переставая обнимать меня, мама гладит меня по голове.

– Много лет я молилась всем богам, какие только могли меня услышать, – произносит она. – Я осталась здесь, на Крите, хотела быть поближе, на случай…

Я качаю головой. Я пришла не затем, чтобы требовать объяснений. Я все понимаю. Все, через что мне пришлось пройти, было необходимо, чтобы я нашла Войну и очутилась здесь. И все это началось с моего чудесного спасения после того, первого взрыва.

– Все хорошо, мама. Я тебя нашла, и ты жива. Сбылась моя самая отчаянная надежда. Все хорошо, – повторяю я.