Война

Я крепко сжимаю его руку. Он смотрит на меня сверху вниз. За его спиной нетерпеливо переминается с ноги на ногу солдат. У Войны нет причин прислушиваться ко мне сейчас. Ничего убедительного я не могу ему сказать, ничего такого, чего бы уже не говорила, и мне нечего предложить ему, кроме того, что я уже предлагала.

Но сегодня во Всаднике что-то изменилось. Я вижу это даже теперь, когда он просто смотрит на меня.

– Да ведь никакой разницы не будет, – произносит он, но его глаза при этом восхитительно живые.

Я многозначительно смотрю на него.

– Для меня есть разница.

Этим ты можешь добиться моей любви, – сказала я ему тогда, в Эль-Арише. Такое впечатление, что сейчас он вспомнил именно эти слова.

Всадник смотрит на меня еще какое-то время, а потом говорит солдату:

– Скомандуй всем возвращаться. Сегодня мертвые не восстанут.

Мертвые не восстанут.

Сердце бьется так, что мне слышен его стук.

Солдат выходит, и мы снова остаемся наедине.

Я пытаюсь глубоко вдохнуть, но дыхания не хватает.

Мне казалось, что это просто слова – пообещать Войне, что милосердие станет ключом к моей любви. Я не осознавала, насколько эти слова правдивы.

До этого момента.

Я встаю, и с меня ручьями течет вода. Война смотрит на мое тело голодным взглядом. Всадник по-прежнему держит себя в руках, но раньше он не солгал: его сила воли не безгранична. И я твердо намерена ее сломить.

Вылезаю из лохани прямо в объятия Всадника, прижимаясь к нему всем мокрым телом. Тут же его рука обвивает мою талию, а забытая тряпица-мочалка падает на землю.

Он все еще стоит на коленях, и – редкий случай – я возвышаюсь над ним. Руки Всадника скользят по моей талии, он целует меня в живот. Я перебираю пальцами волосы Войны и запрокидываю назад его голову, чтобы видеть лицо. Мгновение хищно смотрю на его губы, а потом – потом целую его. Наши губы сливаются, и я таю. Мой любимый – утонченный, порочный, святой.

Внезапно Война прерывает поцелуй.

– Что ты сделала со мной? – шепчет он. – Что ты сделала? Жена, ах, жена… – бормочет Всадник, прижимаясь ко мне губами. Он целует мою шею, спускается к ключицам, потом касается раны, уже успевшей покрыться корочкой – благодаря ему.

Минуту спустя губы Всадника добираются до моих грудей. Держа руку на моей выгнутой спине, Война прижимает меня к себе. Губами обхватывает мой сосок, и я не могу сдержать стон. С другими мужчинами у меня такого никогда не было. Никогда не удавалось настолько отключить самоконтроль.

– Ve lethohivaš, – произносит Всадник.

Ты опьяняешь меня.

Его язык скользит по соску, играет с ним. Я прижимаюсь к нему теснее, мне нужно больше, намного больше. Всего, что уже было у нас – прикосновения, поцелуи, оральный секс, – всего этого недостаточно. Особенно теперь, когда Война заставил меня почувствовать себя любимой, когда он смотрит на меня с чем-то человеческим во взгляде. Сейчас, когда он отказался поднимать мертвецов, потому что я его об этом попросила.

Губы Войны касаются то одного соска, то другого, его рука проскальзывает вниз, и большой палец оказывается у меня между ног.

Я тяжело дышу и прижимаюсь к нему.

Мало. Мало. Мало.

– Война, – выдыхаю я.

Я хочу почувствовать его внутри себя. Плевать на недолеченные раны, заживут, он исцелит их.

Всадник замирает. Я уверена, что он услышал что-то в моем голосе. Оторвавшись от моего соска, он смотрит мне в глаза. Я задыхаюсь, начинаю дрожать от волнения и возбуждения. Я не уверена, что смогу произнести то, что хочу сказать. Я колеблюсь, не уверенная ни в чем, кроме собственной глупости.

Пути назад нет и быть не может.

Я смотрю ему в глаза.

– Я сдаюсь.

Глава 39

Война – это холодная сталь и мрачные намерения, и секунду спустя после своего заявления я только это и вижу на его лице.

Но потом он улыбается, и при этом, к счастью для него самого, он безумно, просто безумно красив. Притянув меня к себе, он целует снова и снова, и я чувствую его волнение, вожделение и… что-то еще. Что-то, вызывающее у меня дискомфорт.

– Я не шутил, – произносит он. – Твоему телу нужно вылечиться.

От разочарования хочется рычать. Он решил поиграть в благородство сейчас? Но Война не отодвигается от меня. Возможно, он и хотел бы сделать все правильно, но он не идеалист. Я чувствую его желание войти в меня – чтобы убедиться, что я жива.

– Я чуть не погибла сегодня, – говорю я. – И когда я подумала, что это конец, знаешь, о чем я жалела больше всего?

Он пристально смотрит на меня, ожидая продолжения.

– О том, что не сказала тебе всего и не сделала с тобой всего, что хотела. Покажи мне, что я чуть было не потеряла.

И я снова целую Всадника. Я чувствую, как исчезает его сопротивление. Он стонет, не отрываясь от моих губ, и еще сильнее сжимает в объятиях. Его губы теперь не просто ласкают мои, но требуют большего, большего, большего. В его прикосновениях появился пыл, которого не было раньше. Мне кажется, что я падаю в омут.