Оборачиваюсь, готовый рвануться за ближайший холмик… Фу ты, черт! Сразу слабею, в ногах дрожь – пронесло. Рота почетного караула перезаряжает автоматы, салютует погибшим вторым залпом…
Я опять вздрагиваю. Понимаю, что это не опасно, но ничего с собой поделать не могу. Это у нас уже в крови, рефлекс на резкие звуки, как выделение слюны у собаки Павлова. Рядом вздрагивает стоящий впритык ко мне десантник, я чувствую, как дергается его плечо. Он поворачивается, его глаза мечутся в панике. Десантник встречается со мной взглядом, мы виновато, как поджавшие хвост собаки, улыбаемся, понимая друг друга.
К обелиску подходят матери. Кладут цветы. Я подхожу вместе с ними, кладу на ледяной мрамор две гвоздики. Матери плачут. Я тоже что-то… Немного того… Прохудился… Холодный ветер бьет в лицо, слезы замерзают на щеке, стягивают кожу…
Влага застилает глаза, все расплывается передо мной, я плохо вижу… Вместо фамилий десантников совсем другие имена, вместо их портретов – другие лица… Бадалов Игорь, погиб восьмого марта под Шаро-Аргуном… Яковлев Олег, погиб пятнадцатого января в Грозном… Воложанинов Андрей, погиб десятого, Ханкала… Мухтаров, январь, Сунжа… Вазелин, Пашка, Андрюха-замполит, Очкастый взводный…
Так уж сложилось у нашего поколения, что многие прошли через войну. Афган, Карабах, Абхазия, Приднестровье, Чечня, Югославия… Почти у каждого из нас есть своя сопка.
Фамилии расплываются, вместо них появляются другие. Я читаю имена, смотрю на них, вспоминаю…
Здравствуй, шестая рота. Здравствуй, первый гвардейский полк. Здравствуй, четыреста двадцать девятый имени Кубанского казачества, орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого. Здравствуй, Игорь. Здравствуй, Андрюха.
Здорово, мужики…
Мокрый
Как только солнце показалось из-за красного гребня, сразу стало жарко. Не просто жарко, а – печка.
Укрыться от солнца было негде. Игорь потянулся за арафаткой, накинул ее на голову. Натруженные вчерашним переходом ноги гудели, снова дал знать о себе шрам на пятке – след давнишнего подрыва.
Нет, все-таки обычные берцы в пустыне не годятся: запросто можно испортить ноги. Уже два дня, как группа идет по камням; красивый киношный песочек кончился в первые же сутки, и сквозь тонкую подошву Игорь давно уже чувствовал каждый камень намятыми ступнями.
«Надо было брать горки[39]
, – подумал он. – Черт, кто бы мог представить, что в Сахаре бывают скалы…»Сухой воздух был раскален до предела. Вчера шел дождь – редчайшее явление в пустыне, говорят, бывает раз в десять лет, – но на землю не упало ни одной капли. Вода испарялась еще в воздухе, не достигая камней. Солнце сжигало все.
Игорь глянул на белый ослепительный диск. Сразу захотелось пить.
Пустыня ненавидела их – не людей вообще, а именно их, десятерых русских спецназовцев, четвертый день бредущих по ее пескам. Она хотела их убить. Но они уже научились выживать здесь, спасибо Палкевичу.
Игорь подошел к верблюду, толкнул его в бедро.
– Подъем… Давай-давай, вставай, горбатый! Как там по-вашему… Акбар! Вставай, животное!
Верблюд глянул на него, оскалил желтые кривые зубы и заревел. Игорь отдернул ногу. Запросто может тяпнуть, скотина, а клыки у него будь здоров – неосторожному погонщику насквозь колено прокусывают. А вчера два верблюда подрались, и один другого тяпнул в пах, да так, что чуть не откусил богатство. Пришлось штопать парашютными стропами, благо иглу сапожную с собой взяли…
Верблюд наконец поднялся. Игорь посмотрел по сторонам. Где-то должны быть еще три верблюда и погонщики. Тоже мне, проводники липовые. Затерялись в пустыне, отстали от отряда. Вместе со жратвой и водой.
Игорь оглядел горизонт еще раз, потом посмотрел на лежащих на песке парней в русской военной форме. На минуту им овладело чувство нереальности, словно он очутился в мульт фильме. Все-таки десять русских спецназовцев посреди Сахары – это несколько странно…
Вообще-то, о спецназе Игорь Мокров до армии и не думал. Слышал, конечно, что где-то есть такие «краповые береты». И если бы предложили служить в спецподразделении, тоже не отказался бы. Кто ж откажется. По части спорта у него все было в порядке. Да и подраться не дурак – в Воронеже чуть ли не каждый вечер гоняли по улицам гопоту всякую.
Но как-то не отождествлял себя Игорь со спецназом, как любой нормальный человек не отождествляет себя, к примеру, с должностью генерального директора швейцарского банка. Спецы были для него вроде небожителей. Элита… А потому, когда лысый майор записал его на Северный флот, принял это как должное. Морфлот так морфлот, какая разница, лишь бы служить. Мореманы – тоже круто. Автономки там, срочные погружения, то да се. Хотя, по совести, какой из него к черту моряк – моря-то ни разу не видел, морская болезнь начинается уже в ванной. Жаль только, что флот Северный – вот если бы Черноморский…