Война

Сашку надо было вытаскивать, но преодолеть эти десять метров у Игоря не было никакой возможности. Их могли разделять и три метра, и метр, и десять километров – это уже не играло никакой роли. В бою время и расстояние меняют свои значения, и на десяток метров уже не хватает жизни. Люди попросту столько не живут – слишком далеко, слишком долго. Расстояния войны – сантиметры, время – секунды. Прошло всего несколько минут, а ты уже десять раз умер, десять раз воскрес и десять раз убил…

И все же в этом бою образовалась пауза. Секундная пауза, когда огонь даже не прекратился, а лишь чуть-чуть ослаб.

Игорь приподнялся, изготовился к перебежке, но в этот момент прямо у него под ногами разорвалась граната.

– Помню, меня в ногу толкнуло что-то. Отбросило на спину, я сначала и не понял ничего. Потом чувствую – на животе липкое. Рукой потрогал – кровь. Осколок вошел в бедро почти у самого сустава, пробил ногу и застрял в заднице.

Бой закончился так же внезапно, как и начался. Воевать со спецназовцами не входило в планы «чехов» – у них была своя задача. Обойдя группу и оставив на поляне своих убитых, боевики ушли в лес.

Первую секунду Игорю показалось, что из его группы не выжил никто. Все были в крови: не поймешь, кто ранен, кто убит, а на ком просто чужая кровь.

– Когда «чехи» ушли, я вообще думал, что на этой поляне одни убитые. Только я остался. Как волна – выкатились из леса, раздолбали нас, обтекли, словно камень, и снова ушли. Этот бой оказался одним из самых жестоких. И до него, и после было много боестолкновений, но такого, как в тот раз… И длился-то он всего минут десять… Но мы им тоже хорошо наваляли. Очень хорошо.

Спецназовцы зашевелились потихоньку, стали подниматься с земли. Оказалось, что все не так уж и плохо, как подумал Игорь в первую минуту. Снова подал голос Сашка – жив, братишка!

Раненая нога стала неметь. Кожа на ягодице лопнула, из нее торчал зазубренный осколок. Игорь попробовал вытащить его, но он сидел крепко. Повезло еще, что граната была от подствольника – осколку не хватило силы пробить ногу насквозь. Если бы была эргэошка[40] или, не дай Бог, эфка[41] – на выходе вырвало бы кусок мяса размером с кулак.

Появилась боль. Мокров послал бойца из своей тройки к командиру – у Грушева всегда с собой был спирт. Хотелось хлебнуть глоток.

Боец вернулся через полминуты. Сообщил, что Грушев убит – осколок от «мухи» попал ему прямо в затылок. Связист, который был рядом с командиром, от этого же взрыва словил больше десяти осколков в рацию. Только она и спасла, а то были бы они все у связиста в спине, но связи больше нет; артиллерист уже почти умер, Сашка в очень тяжелом состоянии, ранения почти у всех…

В Ханкалу Мокрова с Сашкой везли одним бортом. Сашка потерял очень много крови, ослаб. Сразу с борта его унесли на операционный стол. А потом на операцию отправили и Игоря.

– Резали под местным наркозом. Собственно, даже и не резали – хирург просто взял осколок щипцами и вытащил его вместе с куском мяса. Края у осколка зазубренные, и он, когда через ногу шел, грамм пятьдесят по дороге нацеплял. Я думал, мне мое мясо обратно как-то прилепят – это все-таки мое, а хирург его в тазик просто стряхнул и осколок мне протягивает – на, мол, на память.

Привезли в палату, поставили капельницу. А через несколько часов в эту же палату определили и Сашку. Он был очень слаб, бледен, но в сознании и даже бодр. Пытался шутить. После операции и переливания крови ему стало намного лучше. Игорь даже подумал: хорошо, что и его ранило вместе с Сашкой – вместе служили, вместе в госпитале лежат, вместе домой поедут.

На следующий день Игоря отправляли во Владикавказ. Сашка к тому времени совсем очухался. Но был все еще нетранспортабелен. Поэтому Игорь улетал один, а Сашка оставался.

– Все будет в порядке, Сашка. Держись.

– У нас и так все в порядке, – улыбнулся тот белыми губами. – Мы живы.

– До встречи в Воронеже.

– Да. До встречи.

Во Владике Мокров пробыл недолго: по этапу его отправили дальше, в Новочеркасск. Ханкала, Владик – госпиталя пересыльные, там тяжелораненых не держат. А Новочеркасск – совсем тыловой госпиталь, где Мокров должен был выздороветь окончательно.

Там он провалялся около месяца.

– Чтобы рана не гнила, ее каждый день надо чистить, – рассказывает Мокров. – Делается это очень просто: бинт сворачивают в трубочку и пинцетом, как шомполом, протаскивают через дырку несколько раз. Представляешь, по живому. Когда в первый раз чистили, я врачу чуть по очкам не съездил – боль адская. А как начали привозить тех, кто в бэтээрах горел… Их каждый день по два раза перевязывали – старые бинты со спины отрывают вместе с мясом, они кричат… После этого я уже даже и не мычал. У меня-то, оказывается, так, царапина. Даже стыдно было за такое ранение.