Война

– Значит, так, Саша, ты меня понял, взвод рассредоточишь на бугре в сторону болота, – Ситников провел рукой по бровке, показывая, где должна быть пехота. – Одно отделение с пулеметом кладешь вдоль трубы, прикрывать тыл, машину поставишь там же, сразу за нами, в лощине. Второй бэтээр – на левом склоне бугра, сектор обстрела – от Алхан-Юрта и до Алхан-Калы. Моя машина будет здесь, сектор обстрела – от Алхан-Калы до «пятнашки». Пароль на сегодня – девять. И всем окопаться!

– Понял, – взводный кивнул головой.

– Все, действуй, – Ситников повернулся к Артему, – ты со мной. Пошли посмотрим, что здесь.

Они лазили по опушке еще часа полтора, выбирали позиции, приглядывались, прислушивались, присматривались. Артем устал. Он пропотел под бушлатом, и капли пота, смешиваясь с дождевыми, холодили разгоряченное ходьбой тело, бежали ручейками между лопаток.

Когда совсем стемнело, Артем вместе с начштаба вернулись на бугорок к своему бэтээру, залегли около непонятно откуда взявшейся здесь бетонной балки, рядом с которой уже расположился Ивенков, и затихли, ожидая дальнейшего развития событий.

Дождь усилился. Они лежали около балки, не шевелясь, и вслушивались в темноту.

Южные ночи черны, и зрение бесполезно. Ночью надо полагаться только на слух – только он, улавливая звуки, помогает расслабиться, отмечая, что все вокруг спокойно. Или же наоборот, тело вдруг напрягается, дыхание, прижатое стиснутыми зубами, замирает, рука тихонечко тянется к автомату, неслышно ложится на него, а голова медленно, толкаемая одними глазами, поворачивается в сторону нечаянного звука, стараясь не шкрябать затылком по воротнику, не шуметь и не мешать ушам оценивать обстановку…

Тишина. Лишь на элеваторе завывают собаки да по камышам шуршат утки, крякают, напрашиваясь на шампур. И больше ничего. Все спокойно. «Чехи», если они и есть в низинке, ничем себя не выдают, тоже выжидая.

Минуты растянулись в года. Тишина и ночь окутали их, и время, не измеряемое сигаретами, потеряло свое значение.

Умерло все. Чуть живы были только они, впавшие от холода в оцепенение. Как затонувшие подводные лодки, они легли на шельф, глухо ткнулись под водой друг в друга железными бортами и замерли, остыли, сбившись в кучу, чтобы сохранить тепло. А ночь раздавила их километровой толщей ожидания, черепа хрустнули и проломились, и темнота хлынула внутрь, заполнила отсеки, оставив лишь каплю энергии где-то в середине мозжечка. И ни одной жизни вокруг, ни одной души – только они, мертвые…

Лежать становилось все тяжелее. Затекшие мышцы начало ломить, выворачивать в суставах. Холодный дождь пробрал до костей, тело остыло, и их начал бить озноб. Ноги невероятно замерзли, ступни в промокших сапогах задубели, стали чужими. Но не постучать, не потоптаться на месте, не пошевелиться – ночь и холод сковали движения, давили на грудь…

Так прошло четыре часа.

Артем зашевелился. Он попробовал снять свой АК с предохранителя, но это ему не удалось – окоченевшие пальцы не чувствовали маленького «флажка», срывались.

Вокруг было все так же тихо.

Ему вдруг стало наплевать на войну. Слишком долго он ждал ее, лежа на земле под зимним дождем. Слишком долго находился в напряжении, и слишком долго ничего не происходило. Ресурс организма иссяк, и Артема охватило безразличие. Захотелось пойти куда-нибудь погреться – в бэтээр, к костру, в село или к «чехам», куда угодно, лишь бы было тепло и сухо.

«Вот так и вырезают блокпосты», – подумал Артем и приподнялся на одно колено. Больше лежать он уже не мог.

– Да гори оно все синим пламенем! Слышь, Вентус, помоги снять рацию.

Вентус тоже очухался, оторвался ото дна, пробив километры ледяной ночи. Вспучив гладь, он шумно закачался на поверхности, а ночь водопадами струилась между палубными надстройками его броника, реками стекала по ложбинам магазинов, путалась в леерах ресниц и, сдавая позиции, уходила из зрачков, в которые возвращалась жизнь.

Ситников не пошевелился, остался в войне, слушая болото.

Вдвоем они сняли рацию.

Артем выпрямился во весь рост, прогнулся назад, покрутил торсом. Позвоночнику сразу стало легко – четырнадцатикилограммовая тяжесть больше не давила горбом на плечи, не резала ключицы. Артем расстегнул и бронежилет, стащил его через голову, постелил на земле около балки внутренней стороной – теплой и сухой – вверх. Рядом положил свой броник Вентус. Получилась лежанка.

Они запрыгали, замахали руками, стали бегать на месте, смешно взбрыкивая ногами в тяжелых кирзачах. Сердце забилось сильнее, погнало погорячевшую кровь в ноги, к замерзшим пальцам. Стало теплее.

– Вот уж не думал, что в армии по собственной воле зарядку делать буду! – усмехнулся Вентус.

– А, без толку, – махнул рукой Артем, – желудки пустые, калорий нет. Как только присядем, через две минуты снова замерзнем.

Согревшись, они быстренько, чтобы не упускать тепло и не мочить броники под дождем, уселись на лежанку спина к спине. Замерзшие задницы сквозь тонкие штанины уловили исходящее от броников тепло, занежились.