Война

На войне всякое бывает. Каждое последующее событие быстро затмевает предыдущее. Жестокие схватки, артобстрелы и бомбёжки, подсознательное ожидание собственного конца не позволяют солдату сосредотачиваться на только что случившемся. Сабатеев являлся командиром автороты, которая ежедневно доставляла боеприпасы и продукты к передовой. И ужас был уже в том, что через две-три поездки их груз забирал иной порученец. Потому неумолимо привыкаешь и к чужим, и к возможной личной смерти. Однако не спасти ту маманю с детьми было против всяких правил. Ведь и его с матерью когда-то спасли чужие люди. Он был просто обязан поступить так же. Его отец-священник всегда говорил: «Бог дал нам жизнь не для того, чтобы её тут же отнять. Он дал её для того, чтобы каждый успел исполнить собственный долг на этом свете».

…И вот теперь перед ним стоят три живые, счастливые души. Он чувствовал: для них он — доброе божество, спаситель от неминуемой гибели.

— Благодарю, благодарю вас сердечно, — повторяла женщина торопливо-звонким голосом. Она чуть посвежела, и не казалась столь уж старой, как тогда. — Мы уже ни на что не надеялись. Бежали из Ленинграда, в колонну разбомбили. Думала, уже всё…

— Да ничего я такого не сделал, — пробормотал Александр, когда она его обняла и поцеловала в щёку. — Выполнял долг советского человека, красноармейца. Любой бы так поступил.

Слова слетали с языка какие-то казённые, словно из протокола. Это ещё больше смущало двадцатисемилетнего мужчину. Видел бы его теперь отец! Впрочем, возможно, и загордился бы немного, одобрил бы его поступок. А женщина всё плакала и благодарила. Извиняющимся тоном добавила:

— Мы немного задержались, помогаю в госпитале.

Тут она взяла потёртую сумку, стоявшую рядом. Вытащила тёмный, продолговатый предмет и протянула лейтенанту. В узкой ладони сверкнула клинковая бритва. На рукоятке из слоновой кости красовался образ античной богини.

— Нет-нет, — отрицательно замахал руками Александр. — Я не могу принять такой подарок.

Без сомнения, это была самая ценная вещь у женщины. В голове у лейтенанта мелькнуло: «Для меня это просто предмет для бритья, а она сможет выменять это на хлеб».

Однако мать упала на колени и стала умолять взять бритву. В карих глазах отразилось отчаяние:

— Вы спасли моих детей.

Подошёл Лёшка, который до того пошёл к складам:

— Дали команду отправляться. Вас ищут.

Сабатеев колебался. Не взять подарок — значит, обидеть человека. Сунул-таки красивую бритву в вещмешок, где лежали его важнейшие принадлежности: пистолет, бинокль, планшет с картами, ну и заодно харч. Передал пожитки шофёру. Также осторожно поцеловал женщину в щёку. Оба улыбнулись на прощание. Сабатеев помахал рукой девчонкам и пошагал проверять колонну перед походом. Всё уже было готово.

Лейтенант заскочил в кабину. Полуторка тронулась. Александр ещё раз помахал из окошка трём фигуркам у обочины и крикнул, шутя:

— Уезжайте до мая! Не то здешняя мошка хуже фрицев!

Теперь уже точно они никогда не встретятся на бесконечных дорогах войны.

* * *

Надо же было случиться такому, что движок их полуторки внезапно забарахлил. Лёшка матюкнулся:

— Тьфу ты! Не хочет старая кобыла везти. Вот чуть больше груза положишь, так сразу показывает норов натура-дура.

Он искал повод, чтобы не чувствовать себя виноватым. Покосился на командира:

— Придётся повозиться.

Они двигались последними в колонне. Остальные машины пошли дальше.

Делать нечего, вылезли наружу. Вдоль разбитой колеи — непролазная чаща. В овражке неподалёку журчал ручей. На ветках уже пробивалась первая листва.

— Ну, раз такая оказия, — произнёс, вздохнув, Сабатеев. — Ты пошевелись, а я спущусь к ручью. Потом перекусим и двинемся дальше.

Он подумал, что сейчас удачный момент привести себя в порядок. Однако перед тем надо было осмотреться. Спустился вниз. Зачерпнул ладонью хрустальной водицы, попил. Заломила зубы от холода. Омыл лицо, осмотрелся. Вроде тихо. Лишь вдали — на западе — изредка громыхало. Туда не хотелось возвращаться, да куда денешься! Война жадно пожирала всё привозимое — боеприпасы, продукты и даже новых солдат. Тем не менее, их помощь ждали на передовой, как манны небесной. Немцы волками лютыми окружили город. И лишь маленькая полоска вдоль Ладоги соединяла его с остальной страной. Однако враг напирал, не желая ослаблять железное кольцо на горле Ленинграда. Сердце Александра тоскливо заныло: «Как там, в Сталинграде, зиму пережили мои родные?». Вестей от них не поступало.

— Уже починил, — сообщил Лёшка. — Плёвая вещь, натура-дура.

— Я даже не успел побриться, — с сожалением обронил Александр. — Ладно, скоренько пожуём, да и в путь.

Он открыл дверцу и заглянул в кабину. Его вещмешка не было. Перевёл взгляд на Лёшку. Тот стукнул себя по лбу:

— Вот натура-дура!..

Он не успел продолжить. Рывком открылась правая дверца кабины, перед лейтенантом вырос человек в красноармейской форме, лет тридцати пяти, высокого роста, крепкого сложения. Его суровый взгляд не располагал к мирному разговору. На уровне груди Александра был наставлен его родной ТТ. Налётчик громко и властно заявил: