Война

Вернувшись, молодой мужчина дал обет: никогда не брать в руки оружие, стал священником. Да началась после революции борьба советской власти с церковью. Пришли и в их храм снимать колокола. Нетерпимых атеистов встретил на пороге священник: «Убивайте, не дам снимать!». Избили, сняли. И, чтобы было неповадно, суд отправил всё семейство на север. Кроме Александра, было ещё двое старших братьев. Сколько они помучились, один бог ведает! И однажды Николай устроил побег супруге вместе с десятилетним Сашкой. Их ловили по лесам, да староверы не выдали, укрыли. А через несколько лет и мужская часть семьи вернулась по окончанию срока.

После школы Александр поступил автобронетанковое училище, закончил его младшим лейтенантом. Да не разрешили ему осуществить заветную мечту — водить танк. Только автомобиль! Мол, сын несознательного гражданина советской страны не имеет права водить грозную машину. Мало ли что там «сын за отца не отвечает»!

Зато при начавшейся финской войне — пожалуйста, в первую очередь. Без вопросов о происхождении. А позже Сабатеев попал уже на Волховский фронт. Увы, не позволила новая война побывать в родных краях.

В письмах отец наставлял: «Всякая власть, сынок, от Бога. Раз так получилось, держись, неси свой крест. Ведь и я не таю зла за всё, что пришлось претерпеть нам». Наверное, прав отец. И не провидение ли, что то же самое случилось с сыном?

Из мешка что-то упиралось в ногу. Александр вытащил бритву, и вспомнил мать с девчонками. «Всё-таки жаль, что он выбрал другой путь, — подумал лейтенант. — Очень жаль».

Чёрный кот и фашисты

Плексовый колпак сорвало вмиг. Обжигающий поток воздуха ударил в лицо, и он чуть не задохнулся. Медлить было нельзя, так как объятый пламенем «ястребок» заваливался на крыло. Другого шанса уже не случится.

Иван, превозмогая дикую боль в прострелянной голени, подтянулся на руках за край кабины и кувыркнулся в жуткую пустоту. Несколько мгновений, и над ним хлопнул раскрывающийся парашют. Калинцев цепко оглядел его — вроде тот цел. И тут же уловил боковым зрением, как на него несётся «мессер». «Конец», — обречённо мелькнуло в голове. В животе Ивана что-то сжалось от страха. К лётчику уже протянулась пунктирная линия огня. Но свист пуль донёсся чуть ниже ног. После этого фашист резко взял вверх, сделав «горку». Калинцев злорадно отметил: «Промазал, гад. Не рассчитал моё падение».

Его самолёт, оставляя дымный след, падал за лес. Лётчик глянул вниз: до земли оставалось совсем немного. Она приближалась стремительно. Его несло к лесной прогалине. Иван кое-как подтянул левую раненную ногу, носок правой чуть вытянул, готовясь к приземлению.

Сильный толчок. Калинцев, не удержавшись, завалился на бок, упал. Вновь резанула боль в голени. Он протяжно застонал. А белый пузырь парашюта уже сдулся, распластавшись по жухлой траве. Следом раздался далёкий взрыв. «Отлеталась любимая птичка, — с горечью подумал Иван. — Как и я тоже. Ничего, ещё поборемся». Потрогал кобуру. «Если начнут искать, живым не дамся», — отбросил Иван мерзкие опасения, которые помимо воли возвращались и возвращались к нему. Он точно на территории Белоруссии, оккупированной врагом.

Их эскадрилья едва отбомбилась по эшелонам немцев на железнодорожной станции, как появились самолёты противника. Догнали наши тихоходы с горделивым названием «ястребки». Как Калинцев не уворачивался, его сбили. Полудеревянный самолёт в момент превратился в горящую жар-птицу. Что случилось с товарищами, можно было лишь догадываться. На войне быстро превращаешься из охотника в дичь.

Судьба, конечно, уже помиловала его один раз, однако вряд ли это повторится. И лётчик всё никак не мог отойти от пережитого.

* * *

В октябре темнеет быстро. Если поначалу Иван ничего не чувствовал сгоряча, то сейчас его начала пробирать холодная сырость. Надо было немедля подниматься. Но как?!

Он скинул лямки ранца и пополз, превозмогая боль и усталость. Двинулся в чащу леса. Однако через метров сто понял, что ошибся. Лесная возвышенность не давала разглядеть, что дальше. Пополз к пашне. Вспомнил, что при полёте внизу мелькали сельские строения. Возможно, они где-то во-он в той стороне. Нужно только ещё немного проползти. Вот и собачий вой послышался. Значит, всё верно.

Ивана будто долбануло током, когда раненой ногой задел кочку. Уткнулся в беспамятстве в стылую почву. Очнулся от дождинок, что били по щеке. Напряг силы и снова пополз на вершину косогора, чтобы осмотреться.

Ёлы-палы! У Калинцева даже захолонуло от представшей картины. Чёрные пятна пожарищ с уцелевшими кое-где трубами печей. Видимо, каратели сожгли село недавно — всё вокруг ещё дымилось. И не единой души. Лишь сиротливая свора металась с места на место, ища знакомые запахи.

Темень сгущалась. Уже мало что было различить. И тут у Ивана ёкнуло: чуть на отшибе стояла мельница. Как она сохранилась, непонятно. Её крылья жалобно скрипели на ветру.