Война

Взмыла одна ракета из темного леса, вторая. Они начали медленно опускаться на парашютах. Катер стал виден в серебрящихся волнах, как на ладони. Он стремился как можно живее к берегу. Но уже взлетали в воздух «мессеры», беря курс туда, куда их направляли лазутчики. И поднялись вокруг судна огромные фонтаны, и закипела Волга.

Одна бомба попала в катер, и его чуть не разорвало пополам. Людей швырнуло за борт. Они гибли десятками.

Едва нам сообщили утром о случившемся, я не поверил собственным ушам. Неужели сердце меня не обманывало, когда с болью сжималось при расставании? Пора, пора на фронт. Мне стало безразлично, убьют ли меня.

Но судьба была милостива. Она подаёт незаметные знаки, которые мы часто не замечаем. До конца войны я не получил больше ни единой раны. Мы сварили гитлеровцев в Сталинградском котле, а их остатки погнали к Дону. Наша легендарная 62-я гвардейская армия двинулась на Украину, после была переброшена на Берлинское направление. Моя душевная рана постепенно начала затягиваться. Ведь, когда не думаешь о болячках, они вроде сами собой исчезают.

Вернувшись на родину, я встретил замечательную женщину, которая стала моей женой. Потом было всё, как у всех в мирной жизни: дом, семья, работа, всякие заботы. К сожалению, теперь я доживал век в одиночку — супруги не стало раньше меня. Мой поезд равномерно двигался от одной остановки с чёткими цифрами до следующей. Хотя, где она — конечная станция, никто не сообщал.

* * *

Я возвращался вечером того же дня в поезде «Волгограда — Ростов». Вагон усыпляюще укачивал, однако не спалось. Далёкие события вновь растревожили душу, возвращаясь волнами. Встретимся ли мы все, ветераны, в следующем году?

В моём купе был лишь один попутчик. Он беззаботно похрапывал. За окном мелькали темнеющие лесопосадки. Раздался глухой голос проводницы, обращавшейся к кому-то:

— Сейчас будет Жутово. Приготовьтесь.

Я поднялся и вышел в коридор. Встав возле окна, приоткрыл его. Мне было душно. Поезд уже подкатывал ко второй платформе. В то же время к первой платформе подходил встречный поезд. Мелькали ярко освещённые вагоны. Наконец, состав, замедлив бег, остановился.

Прямо напротив я увидел в окне даму в строгом военном костюме; на плечах поблёскивали погоны майора медицинской службы. Чуть всмотревшись, я обомлел. Неужели…

Что нас заставляет понять — даже если человек меняется с возрастом — что это всё-таки он? Я колебался несколько секунд. Не выдержав, громко произнёс:

— Сестра Улыбка!

Дама посмотрела в мою сторону, слегка улыбнулась. Этого было достаточно, чтобы окончательно всё понять. Будто вновь возникла передо мной та самая милая в моей жизни медсестра. Я готов был выпрыгнуть из окна, и закричал:

— Наденька!

Женщина ещё пристальнее вгляделась в меня. Всплеснула руками:

— Ваня, разведчик! Дорогой мой!

Расталкивая стоявших в коридоре, побежал к выходу. Вот я уже в тамбуре. Почти в то же время Наденька показалась на площадке своего вагона. Тут оба поезда, точно сговорившись, издали пронзительные свистки и тронулись. Наши вагоны стали разъезжаться в разные стороны…

— Милая, дорогая Наденька! Я тебя никогда не забуду! — закричал я, что есть силы.

Поезд стал набирать ход.

Долетели ли до неё мои слова? Не знаю. Но судьба точно подаёт нам незаметные знаки.

* * *

Уже через несколько дней я, как безумный, взял вновь билет в Волгоград. Зачем я поехал туда, где её, без сомнения, быть не могло? Побывал в Больших Чапурниках, Светлом Яру, Жутово, других близлежащих пунктах, расспрашивал всех, кто мог хотя бы что-то знать о той, кого я так любил. Моё странное состояние не объяснить.

Ничего определённого.

И всё же я благодарен судьбе.

Да, она уехала на своём поезде туда, где так же были дом, семья и работа. Но главное — она осталась жива, моя Надежда.

Гибель королевского батальона

И никого не защитила вдали

обещанная встреча,

И никого не защитила рука,

зовущая вдали…

— До сих пор не могу вспоминать это спокойно, — произнёс осипшим голосом Сербин. Глаза ветерана повлажнели от тягостных воспоминаний.

Евгению Борисовичу, коренастому, с короткой седой стрижкой мужчине, было уже за семьдесят, но он по-прежнему выглядел крепко. Сказывалось весьма непростое прошлое в ответственной профессии, когда «физуха» имела серьёзное значение при выполнении боевых заданий.

Они сидели в канун декабрьского праздника чекистов. У ветеранов секретных служб был свой «штаб» в Доме офицеров. Там собирались его экс-коллеги по различным случаям — вечера памяти о различных событиях, дни рождения, подготовка к очередным мероприятиям. Сейчас они, уже изрядно «нагрузившись», расходились.

Напротив Сербина сидел журналист, который не однажды делал различные материалы по военной тематике. Этот тоже довольно немолодой работник СМИ с любопытством слушал собеседника, и до него доносилось эхо далёкой трагедии, происшедшей в Афганистане.