Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров

Ждать этого пришлось больше года. Но вот наконец после тяжелых боев и дорого обошедшегося подкрепления, прибывшего из Англии, путь был свободен. Этому во многом поспособствовали войска бургиньонов, которые 23 мая 1430 года схватили Жанну д'Арк во время стычки под стенами осажденного Компьеня. Несколько раз она пыталась бежать из тюрьмы, но каждый раз ее успевали схватить. В итоге ее продали англичанам, и оккупанты, действуя как партизаны и желая отомстить этой женщине за многолетние унижения, пытали ее как еретичку. Через год после того, как Жанну схватили, 31 мая 1431 года ее сожгли на костре на рыночной площади Руана. Прах собрали и выбросили в Сену.

В начале декабря Генрих отправился на северо-восток в сторону Парижа. Провести коронацию в Реймсе все еще было нельзя, но можно было перенести ее в собор Нотр-Дам, где во всем великолепии могла бы собраться англо-бургундская Франция. Король въехал в город под огромным лазурным балдахином, украшенным французскими лилиями, и проследовал по грязным городским улицам, которые предусмотрительно выложили льняными полотнищами. Одна из улиц превратилась в реку из вина, в которой плескались русалки, а на уличной сцене горожане в соответствующих костюмах играли рождественские сценки. Собравшаяся толпа могла утолить жажду молоком или вином, которые текли из гигантской лилии. В Шатле (месте заседания правительства на правом берегу Сены) перед Генрихом развернулось пышное представление: на сцене, украшенной золотом, гобеленами и двойным гербом Англии и Франции, посередине восседал некто похожий на короля в красном капюшоне. Актеры, изображавшие герцога Бедфорда и герцога Бургундского, протягивали ему английские и французские гербы и различные документы, которые должны были продемонстрировать «правомочность» короля[75]. Даже самым скептически настроенным зрителям представление показалось веселым и уместным. Но в разгар веселья нашлось место и для слез. В город прибыла Изабелла Баварская, вдова безумного Карла VI, бабушка юного короля и мать дофина. Она остановилась в Отель Сен-Поль, и, по словам очевидца, «когда она приблизилась к сыну своей дочери, молодому Генриху, он сразу же снял красный капюшон и поприветствовал ее, она же немедленно кротко поклонилась ему и отвернулась в слезах»[76].

И вот наконец-то морозным воскресеньем 16 декабря 1431 года состоялась вторая коронация Генриха. Несмотря на всю зрелищность, она не поразила присутствовавших так же сильно, как церемония в Вестминстере. Все делали в спешке, и парижан задело то, что коронацию проводил кардинал Бофорт, а не местный епископ. В толпе промышляли карманники. Зал, в котором проходило пиршество, был слишком мал, а еда, как вспоминал очевидец, «гадкой». Ее приготовили заранее, и таким объедкам, по мнению присутствовавших, не порадовались бы даже городские нищие[77].

Двор отпраздновал Рождество в Париже, и уже на первой неделе нового года Генриха спешно увезли обратно в Руан, а 29 января 1432 года он отправился из Кале в Дувр. Современники подметили, что Генрих покинул Париж, не отдав традиционных для нового короля распоряжений: не освободил заключенных, не снизил налоги и не предложил никаких законодательных реформ. Он был первым монархом, помазанным на царство сразу в двух странах, но было очевидно, какое из государств стоит на первом месте.

В Лондон Генрих вернулся в один из ясных и ветреных мартовских дней, и встретили его так же, как и раньше. «Он приехал в Лондон, и его с подобострастием приветствовали горожане в белых мантиях и красных капюшонах», — писал хронист[78]. Публичные мероприятия и зрелища небывалого масштаба, провозглашавшие победу маленького короля на всех фронтах, были ослепительно великолепны и поражали технической изощренностью и дороговизной. Они также говорили о серьезном отношении правительства Генриха к двуединой монархии и о том, насколько отчаянно оно хотело отстоять наследие его отца. Но в то же время все это обнажило ту пустоту, которая крылась под коронами обеих держав. Чем громче звучали голоса англичан о наследственном праве Генриха править Францией, тем более очевидным становилось их шаткое положение. Пока был жив дофин, помазанный на царство и предъявлявший права на престол, пока существовал второй центр политического притяжения, английской пропаганде ничего не оставалось, кроме как унимать нарастающее беспокойство подданных листовками и уличными представлениями.

Овайн Тидир