Еще два трупа. Еще два грязных листка на столе. Экстренное сообщение поступило: не от германского командования, а от Советского Информбюро. Шусслеры напрасно ждали. Хэннес напрасно штурмовал. Гитлер напрасно хвастал. Сталинград не пал. Сталинград наступает. Наступают русские с севера, с юга, с запада. Берлинское радио передает: «О военной обстановке в Сталинграде мы можем сказать только одно — наступила зима».
В Сталинграде оттепель, дождь, грязь. Зима там еще не наступила, Немцы говорят: «зима», чтобы не сказать: «беда». О военной обстановке в Сталинграде мы можем сказать только одно — для немцев наступила расплата.
Германия в смятении: ее фальшивая звезда померкла. На разбойников нашлась управа, и разбойники вздыхают: «Нам не везет». Началось с марафонского бега фон Роммеля. Потом как-то неожиданно в Африке оказались американцы. Потом вместо сообщения о падении Сталинграда немцы прочитали о «тяжелых оборонительных боях в излучине Дона». Потом ни с того, ни с сего, казалось бы, давно прирученные французы стали бунтовать. Вместо французского флота, немцы нашли в Тулоне дым взрывов и огонь ненависти. Немцы начали разворачивать газеты с неприязнью: опять какой-нибудь сюрприз? «Сюрприз» не заставил себя долго ждать: он назывался Великими Луками. О чем может еще сообщить колченогий расстроенным фрицам? О бомбах в четыре тонны каждая, которые уничтожают города «союзной» Италии, или о том, что Гитлеру пришлось послать в Италию немецкие дивизии, дабы образумить чересчур ветреную «союзницу»?
Мы знаем: это только начало. В дверь Германии стучится рука Немезиды. Они долго сеяли ветер. У них не хватит жнецов, чтобы пожать бурю.
Под Ржевом валяются мертвые немцы. Это, конечно, ефрейторы, и, конечно, их карманы полны письменностью. Вот Артур Вольф. Накануне смерти он получил объемистое послание из Лейпцига от Германского акционерного общества по сооружению гражданских построек. Ефрейтору Артуру Вольфу предлагали построить дом в рассрочку. В Лейпциге? О, нет! «В Крыму или в плодородной Курской области». Ему посылали фотографии, схемы, проекты. Его спрашивали, сколько га он хотел бы получить «для сада, огорода и специальных культур». Ефрейтору Генриху Генделю писала его гретхен из Киевщины: «Я живу здесь, как помещица…» Вокруг Ржева мы почистили. Почистим и в Киевщине.
Ненависть переполнила сердце мира. Проклятие стране разбоя! Они вытоптали пол-Европы. Тысячу дней они безнаказанно жрали чужой хлеб, лакали чужое вино и потешались над горем разоренных. Тысячу дней и тысячу ночей они расстреливали, вешали, пытали, уверенные в своей силе. Теперь они смущенно оглядываются по сторонам. Их пугают тени убитых. Их страшат виселицы. Их лихорадит: не от зимы — от грядущей расплаты. Вот уже удирают из Норвегии в нейтральную Швецию фрицы с хорошим нюхом. Вот уже какой-то нахальный колбасник хнычет во «Франкфуртер цейтунг»: «Не мы затеяли эту страшную войну». Они, может быть, забыли 22 июня? Мы не забыли и не забудем. Проклятие земле злодея! Они поставили статуи победы. Аллею статуй. Победы оптом. Они еще будут грызть камень статуй. Эти людоеды еще будут грызть друг друга. Они еще завоют: «Почему мы родились немцами?» Чехи вспомнят Лидице: «Стереть с лица земли». Тулон скажет: «На дно». Украина ответит: «Киев».
У нас было много слов до войны, громких и нежных. У нас будет еще больше слов после победы: такой большой, такой многообразной станет жизнь. Но теперь у нас мало слов. Но теперь у нас осталось одно слово, самое заветное, самое дорогое. В нем все наше сердце. В нем вся наша тоска. В нем и вся наша надежда. Короткое слово: вперед!
На пороге
Минувший год был для нас трудным. Зеленые степи Дона были тем игральным сукном, на которое отчаянный игрок бросает последние кредитки. Кого только не пригнал к нам бесноватый? Здесь были и седовласые «гренадеры» кайзера и немецкие сопляки. Здесь были «незаменимые специалисты», рабочие и техники, взятые с военных заводов. Здесь были даже солдаты «с примесью двадцати пяти процентов неарийской крови» — в погоне за мясом Гитлер забыл о крови. Один фриц-дворняжка скорбно пишет: «Мне предоставили возможность заработать на поле брани недостающую арийскую бабушку. Но возможно, что за бабушку мне придется заплатить своей жизнью…» Мы увидали французские танки, чешские орудия, бельгийские винтовки. Мы воевали в те трудные месяцы одни. Мы выстояли.
Весна человечества в этом году пришлась на позднюю осень. Сталинград казался немцам хорошим привалом на пути к победе, Сталинград стал перевалом: Германия катится под гору. Прошлогодние неудачи немцы пытались объяснить неожиданно ранней зимой, незнакомством с русскими условиями, оплошностью того или иного германского генерала. В этом году зима поздняя, фрицы у нас не новички, и командует ими не очередной козел отпущения, но сам фюрер.