На этот раз не произошло ничего непредвиденного, и Гитлер не может свалить вину на ранние морозы. Зима в этом году пришла с запозданием. Немцы тщательно готовились к зимней кампании. С весны они начали взламывать сундуки Европы. Они обстригли народы, как стригут овец. Они создали мощные укрепления: сгоняли наших колхозниц и заставляли их рыть рвы, строить дзоты. Попрежнему девять десятых немецкой армии сражаются в России. Командует германскими армиями несменяемый главнокомандующий: Гитлер. Что он может сказать в свое оправдание? Он глухо бормочет «о местных успехах русских». Он уверяет фрицев, что окруженные под Сталинградом немецкие дивизии «оставлены в тылу у противника». Что думают окруженные фрицы — эта «колбаса в котле», слушая по радио подобные утешения?
Мы знаем силу немецкой армии, выучку ее офицеров, механическую дисциплину ее солдат. Если немецкая армия отдает территорию, которую она с таким трудом завоевала, значит, она не может ее удержать, значит, ее гонит более сильная армия.
Пушкиным рождаются и Пушкиным становятся. Если бы Пушкин не впитал в себя всего богатства человеческой культуры, если бы он не учился на греческой литературе, на классиках Франции, на стихах Державина, на русском эпосе, он не стал бы Пушкиным. В 1917 году мы не умели управлять государством. В 1927 году мы не умели изготовлять самолеты. В 1941 году мы не умели воевать. У нас была военная подготовка, хорошие кадры, идеалы, мужество, выносливость. Но у нас не было боевого опыта. Мы жили до того мирной жизнью. На нас напали профессиональные вояки: война для немцев была единственным содержанием жизни. Нам пришлось учиться воевать воюя. Теперь на Дону мы видим первые плоды науки. Наши части окружают крупные части противника. Наши танки идут по его тылам.
У немцев есть много военных достижений: они хорошо вооружены, они давно воюют, они привыкли беспрекословно повиноваться. Но на войне, кроме вооружения и солдатских добродетелей, нужно обладать еще одним оружием: идеалом, возвышенной целью, которая закаляет сердца и которая ведет даже тишайших людей на приступ. Нет у немцев идеалов, нет у них возвышенных целей. Они сражаются во имя грабежа, и не удивительно, что когда наконец-то на них двинулась хорошо вооруженная, дисциплинированная, обстрелянная и преисполненная великих идеалов армия, они начали отступать.
Каждый советский воин знает, за что он воюет. Под Сталинградом танкисты-гвардейцы части подполковника Попова за полчаса до боя прочитали дневник немца Фридриха Шмидта, истязавшего русских девушек. Командир орудия Коробков на ходу слушал последние строки. Он сказал: «Сейчас мы с ними сосчитаемся…» Вскоре после этого тысяча немцев заплатила за Фридриха Шмидта. Экипаж Пилецкого, получив 42 попадания, из них два сквозных, не оставил поля боя. Раненые танкисты продолжали уничтожать немцев: кровь замученных сестер застилала собственную кровь. Тяжело раненный старшина Кравченко продолжал ремонтировать танк: он помнил об Украине. Что может сдержать Красную Армию, когда позади полтора года горя, когда впереди Украина, Белоруссия, родные, победа?
Гвардии капитан Ковальский мне пишет: «По старинному казацкому преданию, чужеземный конь, попивший воды из Дона, вздуется. Немцы попили донской воды. Они не вздуются, они лопнут».
Красная Армия идет вперед, потому что она — армия-освободительница. Вот письмо рабочего Сталинградского тракторного завода Ф. Т. Назарова, освобожденного из плена нашими бойцами: «3 ноября я попал в плен к немцам. Они нас направили на станцию Чир. Там три тысячи гражданских пленных были в лагере, оцепленные проволокой. Под дождем, потом на морозе, без крыши мерзли старики, женщины, дети. Иногда дети, замерзая, подходили к палаткам немецких солдат, но палачи их отгоняли прикладами. 8 ноября всех послали на земляные работы. А. В. Киселенко сказал, что он не может работать по старости лет. Его забили палками. Потом нас повезли в Калач. Один немец убил много людей, говоря, что они плохо работают. Он просил коменданта: „Дай еще“. Ему выдавали людей, а он расстреливал. Комендант избивал палкой женщин. Это было в шести километрах от Калача, в Березовике. Работали, кроме женщин, дети, даже девятилетняя девочка».
Уцелевших женщин, детей видели красноармейцы… Что могло после этого их удержать? Есть гнев, который пробивает любую броню, прогрызает любую оборону.
Мы долго ждали этого часа. Мы мечтали о нем, увидев впервые пепел Истры. Нам были суждены еще горшие испытания. Но и в дни безрадостного лета мы знали, что придет час возмездия. Теперь мы подходим к вратам судилища. Впереди еще много испытаний. Но то, что происходит на Кавказе, на Дону, под Сталинградом, — начало возмездия.
Облава
«Для германца война — это охота. Мы окружаем русских и потом выкуриваем их. Дорогая Эльза, это очень весело», — так писал в августе унтер-офицер Конрад Шиллер. Теперь он валяется мертвый в снегу. «Охотники» превратились в зверей.