Война Авроры

Для Авроры это тоже не имеет никакого значения. Среди аккуратно по-военному разложенных вещей она выбирает теплую кофту от спортивного костюма для занятий физкультурой, потому что ее будет проще надеть, такие же широкие растянутые штаны и даже носки. Все это она кидает на кровать рядом с Платоном и выходит за полотенцем. Его мокрые руки и ноги нужно вытереть, а волосы высушить, иначе нет никакого смысла в этом крестовом походе до спальни. Вернувшись в комнату, Аврора находит Платона в странной позе: он лежит на боку, неудобно подмяв под себя руку, одна его нога согнута в колене и подтянута к груди, другая безвольно болтается, не доставая до пола. Зато штаны на нем свежие, те, что Аврора достала из шкафа.

– Молодец, – сухо хвалит она и кидает на его голову полотенце. – Герой. Теперь поднимайся.

– Отстань от меня, а, – тихо и устало говорит Платон из-под полотенца. – Дай я умру тихонько, тебе потом вся квартира достанется.

– Ммм, в наследство что ли?

Платон, кряхтя, садится на кровати, слегка завалившись на бок.

– Ну чего ты со мной возишься? – вдруг совсем серьезно спрашивает он, заглядывая ей прямо в глаза.

– Душа у меня добрая, – не моргнув отвечает Аврора и резкими движениями просушивает короткие влажные волосы, вытирает ему с шеи стёкшую воду. Не говорить же ему, в самом деле, про мечты, что война закончится, если вот они прямо сейчас в этой комнате пожмут друг другу руки. – Нравится мне возиться с сирыми и убогими. Теперь сиди ровно, – и она забирается на кровать позади него, прихватив с собой специальную мазь. – Если будет больно – скажи.

Осторожными движениями не слишком сильных рук она начинает массировать ему выбитое плечо.

– Откуда ты знаешь, что нужно делать? – Платон пытается отвлечь себя от неприятных ощущений, расходящихся по всему телу.

– Мой брат тоже участвовал в боях и часто проигрывал.

– Никогда не понимал, зачем туда лезут те, кто не умеет драться.

– Он умеет, – Аврора говорит спокойным голосом, но Платону слышатся слезы. – Но если ты еще умеешь зрелищно истекать кровью на ринге, денег платят в три раза больше. Больно?

– Нет, – Платон качает головой. – Зачем ему столько денег?

Аврора немного медлит с ответом, а потом так же спокойно и тихо говорит:

– Для меня.

Ей стыдно это признавать перед чужим Платоном, но до недавнего времени она жила абсолютно защищенной, ни о чем не заботящейся, лишь изредка выглядывающей из-за плеча старшего брата в реальный мир и снова прячущейся за его спиной. Сейчас, к сожалению, только сейчас, оставшись одна, Аврора понимает как это сложно. Деньги, которые она привыкла тратить на безделушки вроде шкатулок и браслетов, брат добывал собственной кровью. Она сотню раз просила его оставить ринг, а он только трепал ее по щеке и отвечал, что драться ему нужно, чтобы не потерять форму и потом помогать отцу на войне, когда он вступит в ряды армии. Боже, какой же глупой он ее считал. Как стыдно, что она ничего не понимала.

– У тебя есть шарф? – шмыгнув носом, Аврора соскакивает с кровати и смотрит на Платона так, будто он во всем виноват. Тот мотает головой в сторону шкафа и пробует двинуть рукой.

– Сиди смирно, – снова командует Аврора и, порыскав на полках, вытаскивает длинный тонкий шарф. Она обматывает им плечо Платона, словно бинтом, и пытается обездвижить руку, крепко прижимая к боку. – Какое-то время лучше не шевелить, – объясняет, замечая молчаливый вопрос в глазах Платона.

Аврора надевает на него кофту, застегивает молнию и даже поправляет воротник. Левый рукав свисает вдоль тела, словно Платон калека, потерявший конечность.

– Не усердствуй, – он отмахивается от нее здоровой рукой, из-за того, что устал чувствовать себя беспомощным. – Дальше я справлюсь без тебя.

– Хорошо, – кивает Аврора без пререканий, и, как кажется Платону, даже с радостью. – Эта мазь, – и она вручает ему тюбик, – от синяков и отеков. Намажь ею все лицо, а то тебя будто пчелы покусали. Но постарайся не попадать по ссадинам, могут загноиться. Там, где кровь – нос, бровь, рот и кулаки – лучше пройтись антисептиком, я сейчас принесу из комнаты. Таблетки на тумбочке, воду для них я тоже принесу, – и она в своей быстрой манере выбегает из спальни. Платон валится на подушки, а сверху на него наваливается усталость. Если бы его переехал танк, то, скорее всего, он мог чувствовать себя точно так же. Аврора очень похожа на танк. Особенно с ее неуемным желанием помочь и спасти всех вокруг. Закрывая глаза, Платон рисует в воображении лицо Авроры, торчащее из дула танка, и криво улыбается.

– Ты сильно на обезболивающее не налегай, – тут же начинает говорить ее лицо учительским тоном, и он открывает глаза, – Вот вода и все, что может тебе понадобиться, – Аврора копошится у изголовья кровати, выкладывая на тумбочки в ровный ряд стакан, таблетки, перекись, вату, еще какую-то мазь, кроме той, что зажата в руке Платона.