Война Авроры

Около часа Аврора пытается уснуть, отгоняя назойливые кошмары, но сдается и поднимается с постели. Стараясь мыслить рационально, она решает потратить время на что-то полезное и садится за учебники. Физика, которая всегда дается ей с трудом, сейчас очень хорошо отвлекает. Аврора сосредоточенно вчитывается в тезисы и определения, запоминает формулы, что-то записывает в конспекты. Сон не идет к ней и Аврора успевает подготовиться к грядущим тестам, берется за биологию, предмет всегда понятный и почти любимый. Увлекшись написанием реферата, она не слышит, как из комнаты выходит Платон.

– Чего не спишь? – спрашивает он, останавливаясь у двери в ванную.

– Не спится, – Аврора не отрывается от книги.

– Курение успокаивает нервы. Хочешь? – Платон подшучивает над ней, потому что не понимает, что случилось пару часов назад. Ему и в голову не приходит, что она всерьез собирается переживать об исходе боев. Разве отсюда они могут что-то изменить? Вот если б они были там…

– Мне уже поперек горла эти ваши сигареты и ваша война.

– Наша война? Сдается мне, ты что-то путаешь. Наша война…

– А хочешь, я тебе прямо здесь поклянусь, – она звонко захлопывает книжку и вскакивает со стула. – Хочешь на крови, хочешь на Библии, что мне эта война не нужна. Что она ваша, ваша, и только ваша. А я всего лишь не хочу, чтобы моего брата убили за прогнившую идею свободы.

– Прогнившую идею…, – Платон немного ошарашен тем, как она вспыхнула и загорелась. Аврора всегда очень холодна. Ее как будто не трогают острые выпады, колкие словечки, а сейчас вдруг она пылает ненавистью из-за вполне невинного вопроса. – Ты вообще на чьей стороне?

– Мне нет дела до каких-то сторон, – Аврора широко разводит руки. – Просто надоело бояться бомбежек и списков, надоело прятаться и чего-то ждать. Долго мы еще будем тыкать в друг друга оружием вместо того, чтобы попытаться понять? Я помогла тебе, и это не делает кого-то предателем. Мы можем все изменить.

– Что изменить? – все еще не понимает Платон.

– Нас. Всех. Мир.

– То есть ты думаешь, мы вот сейчас с тобой пожмем друг другу руки, и война вдруг закончится?

– Почему нет? Никто ведь не пытался.

– А тысячи миротворцев шатающихся по стране не в счет? Уж больше них никто не старается.

– Значит что-то делают не так. Значит нужно по-другому.

– Как по-другому? Это целая страна, расколотая пополам. Даже здесь, в этой комнате, мы с тобой и есть те две стороны, верящие в разные вещи.

– Мы с тобой разные, потому что ты хочешь войны, а я нет.

Это странный разговор, как будто честный. И она задыхается от того, что впервые сказала вслух свои мысли. Брат верит в правое дело отца и ей предписывается, поэтому никто и никогда не слышал, что Аврора ненавидит то, что затеяли много лет назад. Желание изменить жизнь к лучшему привело к самым страшным последствиям. К чему было разбивать страну на части, дробить и кромсать, если в итоге не останется ничего.

– Какая разница чего мы хотим? Завтра и ты и я можем выйти отсюда и все равно будем жить по приказу.

– Я не буду, – совсем спокойно и уверенно заявляет она. – Это ваша война. Уничтожайте друг друга сколько пожелаете, а я не буду.

– Тогда тебя убьют.

Страх зло скалится из-за плеча Платона и она ничего не отвечает. Убьют, значит так тому и быть. Страх истошно вопит где-то в общем коридоре. Аврора вздрагивает от крика, потому что он настоящий. Платон делает шаг вперед, и она оглядывается на него, по привычке надеясь, что кто-нибудь сильной рукой отведет беду. Это не должно случиться сегодня. О боях сообщили только комендантам, еще никто не знает, и чокнутые северные из «Чёрной метки» не должны трогать никого из южных.

В этот момент Аврора понимает, что смерть не так уж плоха. По крайней мере лучше, чем вечный страх, следующий за тобой по пятам. А еще она решает, что умереть, борясь за что-то важное, тоже хороший исход. Лучше трусливых пряток.

Крики о помощи разносятся по коридору, бьются о закрытую дверь, стихают и раздаются снова. Аврора все ждет, что кто-то вмешается. Должен быть кто-то сильный и достаточно смелый. Она так отчаянно надеется, что стиснутые в кулаки пальцы белеют, ногти впиваются в мягкую кожу ладони и Аврора разжимает их, поднося в молитвенном жесте к лицу, то ли обращаясь к кому-то более могущественному, то ли пытаясь сдержать стон. Она неотрывно смотрит на дверь, за которой бьется крик, пытаясь найти спасение, и делает три шага вперед. Хватаясь за ручку двери, слышит другой громкий голос:

– Стой!

Платон у нее за спиной пытается прекратить безумие. Догнать ее, оттолкнуть, остановить.

– Не лезь.

– Кто-то же должен, – замирая на секунду, не оборачивается Аврора.

И распахивает дверь в темноту.