Он вертит в пальцах ручку, смотрит ей в затылок и вспоминает, какой она была за завтраком. Веселой и смешливой. Своеобразный вызов Оскару и тем, кто считает, что смог сломить ее. Настоящий вызов Оскару во время затишья. Платон готов дать руку на отсечение, что ей вовсе не хочется улыбаться. Ей, равно как и всем, хочется оказаться подальше отсюда, за пределами войны. Аврора подпирает голову кулаком и лениво перебирает страницы книги другой рукой. При взгляде на ее ладонь у Платона начинает зудеть плечо, но он отмахивается от этого. Пройдет.
К концу дня плечо ноет и болит невыносимо. Он едва ли может повернуть голову, чтобы очередной выстрел в теле не заставил его вздрогнуть. Кровать сейчас кажется райским уголком, и все, что ему нужно – добраться до постели. Аврора уже в комнате, сидит за столом и что-то пишет. Она не поднимает взгляда, когда он заходит, когда он кидает сумку на диван, что стоит у стола, когда он, как старый дед кряхтя и охая, стаскивает куртку и медленно идет к спальне. Платон готов выть. Аврора увлеченно пишет. Он вваливается в спальню и жмурится от боли.
– Ты не ходил к врачу? – она стоит на пороге спальни, держась за ручку двери. Абсолютно готовая к тому, что он скажет не лезть не в свое дело, и в любой момент она сможет захлопнуть дверь. Платон что-то шипит в ответ, пытаясь стащить свитер. Он запутывается в одежде, голова застревает в горловине, руки наполовину торчат из рукавов, положение становится глупым и безвыходным. Свитер куда-то исчезает, зато у него перед глазами появляется Аврора. Богиня утренней зари, чтоб ее.
– Сядь, – вполне дружелюбно говорит она и бросает одежду на кровать. Он садится поверх одеяла и снова смотрит на нее. Она просит отвернуть голову. Ему хочется думать, что его пристальный взгляд смущает ее, но когда он продолжает пялиться ей в глаза, она легко поворачивает платонову голову и наклоняется к плечу. Ее грудь оказывается практически у него перед лицом, а ее пальцы держат за подбородок и осторожно прощупывают плечо от шеи до локтя. Теперь он думает, что ее совет отвернуться не так уж и плох и сам пытается отстраниться. Не особо пытается. Его в принципе все сейчас устраивает.
– Вроде все нормально, – сухо констатирует она. – Тебе нужно было идти к врачу.
Он убирает ее руки от себя, не смотря на то, что она пытается помочь. Ему должно быть неприятно, что она трогает его. Он догадывается, что и ей это не приносит никакого удовольствия. Ему не нравится, что ненавидеть ее становится не за что. Аврора смотрит на него и, едва сдержав улыбку, выпрямляется. Она уходит, возвращается к своему письму, и больше он не видит ее сегодня.
Когда он ложится в постель, плечо отзывается на каждое движение, будто снова требует, чтобы кто-нибудь к нему прикоснулся. В маленькой комнатке нет воздуха. Болит теперь и в груди. Ни о каком сне не идет даже речи, он грезит о том, чтобы хотя бы мог дышать. Промучившись несколько часов, Платон резко поднимается с постели, выходит в узкий коридор, где двоим ни за что не разойтись, и стучит в соседнюю дверь. Он знает, что Аврора поможет, труднее всего было заставить себя пойти за помощью. Это самое трудное – подойти к ней.
Она не спешит открывать, не проворачивает ключ в замке. Аврора тихо спрашивает, что произошло.
– Мое плечо, – Платон стискивает зубы, чтобы его голос звучал достаточно мужественно.
– С ним все нормально, – Аврора продолжает говорить из-за двери. Ее голос как раз таки звучит абсолютно по-женски встревоженным.
– У меня рука отнимается, – он сжимает плечо, пытаясь унять боль.
– Я не знаю. Я не врач.
– До врача мне сейчас не дойти, – зубы начинают скрежетать друг о друга от чрезмерных усилий.
– А чем я…
– Аврора, – он называет ее по имени вслух, кажется во второй раз. – Если ты чего-то боишься, я тебе обещаю…, – он не знает что ей пообещать, а готов на что угодно. Ему слишком больно.
За дверью происходит короткая заминка, потом она распахивается. Резко, как будто прыжок в воду. Аврора выныривает из темноты комнаты и смотрит на него, она напряжена, словно ждет удара из ниоткуда. Видит, что Платон один и рвано выдыхает.
– Что за мусор у тебя в голове? – он почти врывается в спальню, оттесняя ее от двери. Платон совершенно неожиданно для себя понимает, чего она боится. Она боится, что он сдаст ее, и это кажется ему таким же неуместным как и собственное присутствие в ее комнате. Он ей враг, и все остальные ей тоже враги, и Оскар ей враг. С друзьями тут сложно.
Платон оборачивается к ней, она, тряхнув головой, прогоняет страх, складывает руки на груди.
– Мое плечо, – он повторяет уже сказанное и слышит в ответ то же самое «я не знаю».