Война богов

Сидят в углу, досаду затая

Напрасно пляшет Момус со свирелью:

Печален мир, в нем места нет веселью

До смеха ли, когда всех пекло ждет?

Куда серьезней стали люди... Четки

Сменились вдруг на бубны и трещотки

Иеремии плач - взамен острот...

Разительна такая перемена!

Венками роз увитое чело

Усыпал прах... Ведь все на свете тленно,

До смеха ль тут? Вздыхают тяжело.

Взгляните: со святой водой кропило

Жезл Бахусов успешно заменило.

Увы, Силен, к чему твои дары?

Забыли мы про Комуса пиры

И предпочли румянцу Пресыщенья

Унылый Пост и чахлое Говенье.

Красавицы, отрекшись от утех

И позабыв, что есть на свете смех,

Вздыхают безутешно у распятья:

Грешны и поцелуи, и объятья.

О ласках как ни стосковалась грудь

О них теперь и думать позабудь,

Перебирай рукой прилежной четки!

Пусть градом сыплются удары плетки

На тело молодое, хоть оно

Нежнее шелка и белее снега,

И благовоньями умащено.

К пуховикам уже не манит нега:

На голых досках - грубое сукно...

Беги, Венера! Как тебе не злиться?

Твой пояс заменила власяница...

Закон наш строг, ему не прекословь!

Три грации, вы изгнаны, бегите!

Соперницам счастливым уступите!

Их звать: Надежда, Вера и Любовь.

"Как молятся Христу они слезливо!

Их племя скудоумно и трусливо.

Каков их поп, таков же и приход!

Сказал Юпитер. - Без сопротивленья,

Благословляя рабство, сей народ

Надел ярмо, выносит притесненья.

И тянется к пощечине щека,

И ждет спина покорно тумака...

Они тиранов терпят без роптанья,

И Константин имеет основанья

Хвалить удобства новой веры сей,

Вошедшей в моду. Он теперь, злодей,

На мягком ложе мирно почивает...

Ему кровь сына руки обагряет;

Жену свою он в ванне утопил,

Зятьев своих обоих удушил

И кинул псам тела на растерзанье,

Но совесть не казнит за элодеянья,

И сладкий сон глаза его смежил...

Тигр этот спит, о мщенье Немезиды

Не думая... Его небесный гром

Не поразил! Летите, Эвмениды,

Чтоб исхлестать отступника бичом!"

Он рек, и вот ужасные богини,

Вооружась бичами и шипя,

Виновного толпою обступя,

Готовятся карать за грех гордыни.

Над головами змеи сплетены;

Зловещие, они озарены

Кроваво-красным зыблющимся светом,

И тени жертв являются при этом.

Но Константин, зевая, им сказал:

"Вы опоздали, милые старушки.

Меня страшили ваши колотушки

В былые дни; пребольно бич стегал.

В те времена изрядно тяготили

Меня грехи; язычников жрецы

Их не хотели отпускать, глупцы,

А христиан жрецы мне все простили.

Пронырливы, лукавы и умны,

С евангельем они мне царство дали.

Я принял дар, понятно, без печали.

С тех пор угрозы ваши мне смешны".

Вот захотел сыночек Кифереи

Испробовать на людях страсти яд.

На крыльях ветра мчится наугад,

Стрелы, из лука пущенной, быстрее.

Внезапно он замедлил свой полет:

Вот юноша и девушка верхами...

"Отлично! - он промолвил, - мне везет!

Таиса, ты - как роза меж цветами;

Дабы любить, ты рождена на свет:

Понравиться легко в шестнадцать лет.

Ты, Элином, чувствителен, послушен;

К такой красе и ты неравнодушен

В осьмнадцать лет ... Куда же вам спешить?

А, понял я! Вы молоды, богаты,

Для вас готовы брачные палаты,

Но вы Христа решили возлюбить

И удалиться навсегда от мира,

Дабы своей души не погубить

(Родители доселе чтут кумира).

Бежать в пустыню - это ничего;

Но, вздумавши отречься от всего,

Вы возомнили, пылкостью влекомы:

"Святыми станем быстро и легко мы".

Таков ваш план; но у меня есть свой.

Одежду ты напялила мужчины,

Красавица; для хитрости такой,

Наверное, имеются причины.

Но тонкий глас тебе природой дан,

От визга ты не можешь удержаться:

Выскальзывают ножки из стремян...

Недолго это будет продолжаться.

Посадка не уверенна твоя,

И белой ручкой, милая моя,

Ты предпочла не за уздечку взяться,

А за луку высокую седла...

Не думаю, дружок, чтоб ты могла

В одежде этой усидеть на кляче.

Нет, путешествуй как-нибудь иначе!"

Кольнул Амур невидимой стрелой

Бок скакуна; карьером тот пустился,

И на земле внезапно очутился,

Слетев с него, наш всадник молодой.

Оправившись от первого испуга,

Встает Таиса, вознося хвалу

За то, что так мягка трава, упруга,

И что господь не дал свершиться злу.

Красавица впадала в заблужденье:

Амур один причиной был спасенья,

Дабы беду в дальнейшем отвратить,

Два путника, подумавши немного,

Одно седло решают разделить

И вновь шажком пускаются в дорогу.

Но исподволь свершает Купидон

Свой замысел, и на ногах поджилки

У Буцефала ослабляет он.

Споткнулся конь, и без того не пылкий.

Споткнулся вновь, усталостью разбит.

Таиса (позади она сидела)

В небрежности товарища винит

И говорит: "Послушайте, в чем дело?

У вас совсем к узде вниманья нет!

Попробуйте исполнить мой совет:

Давайте, поменяемся местами

Так будет лучше, убедитесь сами!"

Вот пересели; видят - Буцефал

Тотчас же спотыкаться перестал.

Таиса простодушная довольна,

Но Элиному за ее спиной

На крупе неудобно, и невольно,

Чтоб отыскать опору, наш герой

Ее груди касается рукой

И спутницу в объятиях сжимает,

И у обоих сердце замирает,

Хоть чистота и обитает в нем.

Да, нелегко святыми быть вдвоем!

Влечет к мечтам такая позитура.

И путники, по прихоти Амура,

Во власть соблазна сразу же попав,

В волненье сладком млели и мечтали

И обо всем на свете забывали.

Но крест, глазам нечаянно представ,

Их помыслы внезапно очищает