— Ты держишь здесь
— О,
Я знал, что произойдет. Она не стала бы нападать на Поппи. Кровавая королева набросится на кого-нибудь другого, чтобы нанести такую боль, которая никогда не заживает. Я бы этого не допустил. И хотя я не хотел, чтобы Поппи покидала мои глаза или мои руки, я также не хотел, чтобы она находилась здесь, в этом адском месте. Я не хотел, чтобы эти стены, запахи и проклятый холод присоединились к кошмарам, которые уже мучили ее.
— Ты не можешь оставаться здесь, — сказал я ей, проводя большим пальцем по ее губам. — Я не хочу этого.
— А я хочу.
— Поппи. — Я держал ее взгляд, ненавидя нарастающую в нем влагу. Ненавидел больше всего на свете. — Я не могу допустить, чтобы ты была здесь.
Ее нижняя губа дрогнула, когда она прошептала:
— Я не хочу оставлять тебя.
— Ты не оставишь. — Я поцеловал ее лоб. — Ты никогда не уходила. И никогда не оставляла.
— Моя дочь, очевидно, все еще отчаянно беспокоится о тебе, — сказала Избет, насмешка капала с ее слов, как сироп. — Я заверила ее, что ты жив и в полном порядке.
— В порядке? — повторила Поппи, и эта одна фраза заставила все мои инстинкты прийти в состояние повышенной готовности. Это был ее голос. Я никогда раньше не слышал, чтобы он звучал так. Как будто он был сделан из теней и дыма.
Обычно болтливая Прислужница разжала руки, устремив взгляд на Поппи.
Оглянувшись, Поппи вернула свое внимание ко мне. Ее руки скользнули к моим щекам, затем к плечам. В слабеющем отблеске свечей ее взгляд прошелся по моему лицу, а затем ниже… по многочисленным, уже потускневшим порезам. Ее рука скользнула вниз по моей левой руке, потянула, пока ее пальцы не достигли края повязки. Ее грудь замерла.
По воздуху пробежала рябь статического электричества, вызвав шипение у золотого Восставшего. Медленно, ее глаза поднялись к моим, и я увидел это — свечение за ее зрачками. Сила мерцала, а затем расходилась тонкими серебристыми полосками по прекрасным зеленым радужкам. Зрелище было завораживающим. Ошеломляющим. Ее упрямая челюсть сжалась. Она не моргала, и я знал этот взгляд. Черт. Я уже встречал его, прямо перед тем, как она вонзила кинжал мне в грудь.
Я хотел бы, чтобы мы были в другом месте. Где бы я мог показать ей своими губами, языком и каждой частью себя, насколько невероятно
Через Поппи прошла дрожь… вибрация, которая послала еще одну пульсацию энергии по камере, когда она оглянулась через плечо.
— Ты держишь его прикованным и моришь голодом, — сказала она, и этот голос… Золотой мальчик выпрямился. Кожа вокруг рта Избет сморщилась. Они тоже слышали его. — Ты причинила ему боль и держала в месте, не подходящем даже для Жаждущих. И все же ты говоришь, что он в порядке?
— Он был бы в гораздо лучших условиях, если бы знал, как себя вести, — заметила Избет. — Если бы он проявил хоть каплю уважения.
Это меня очень разозлило, но кожа Поппи теперь имела слабый блеск. Мягкое свечение, как будто она была освещена изнутри. Я видел это раньше. Но вот чего я не помнил, так это того, что я видел сейчас, скользящим и клубящимся под ее щекой. Тени. В ее плоти были
— Зачем ему это, если он имеет дело с кем-то, столь недостойным уважения? — спросила Поппи, и я быстро моргнул, клянусь, температура в камере упала на несколько градусов.
— Осторожнее, дочка, — предупредила Избет. — Я уже говорила тебе однажды. Я буду терпеть твое неуважение только до определенного момента. Ты же не хочешь переступить эту черту больше, чем уже переступила.
Поппи ничего не ответила, и тени прекратили свою неустанную борьбу под ее кожей. Все вокруг снова стало неподвижным, но я чувствовал это под своими руками и на себе, нарастающее и усиливающееся. То, что было под ее плотью. Сила. Чистая, ничем не ограниченная сила. Боль поселилась в моем горле. Блядь. Ее сущность. Я
— Ты очень сильна, дочь. Я чувствую, как она давит на мою кожу. Она взывает ко всем и ко
Во всех двух королевствах не было человека, которого я хотел бы видеть мертвым больше, чем Кровавую Королеву. Никого. Но Поппи должна была прислушаться к предупреждению. Избет была загнанной в угол гадюкой. Она нанесет удар, когда его меньше всего ожидают, и сделает это так, что останутся глубокие, неисчезающие шрамы. Она уже сделала это с Йеном.
— Поппи, — тихо сказал я, и эти разбитые глаза вцепились в мои. — Уходи.
Она яростно покачала головой, распуская по щекам распущенные локоны. — Я не могу…