Война Двух Королев

— Это все, что ты хочешь мне сказать? — спросил наконец Малик.

Сухой, изматывающий смех потряс мои плечи.

— Я много чего хочу сказать.

— Тогда говори. — Малик вышел вперед, отбросив плащ и опустившись на колени. Голенища его кожаных сапог были удивительно чистыми. Раньше они никогда не были безупречными, всегда были забрызганы грязью или покрыты кусками соломы, которые он неизбежно проносил из конюшни через весь дворец. Он уставился на мою завернутую руку. — Я не собираюсь тебя останавливать.

Я скривился.

— Я не заслужил твоего визита. Так что же ты сделал, чтобы заслужить его, брат?

— Я ничего не сделал, Кас.

— Чушь.

Его взгляд метнулся вверх от моей руки. Издевательская улыбка вернулась, намекая на ямочку на его левой щеке.

— Меня здесь быть не должно.

На мгновение надежда обрела форму. Как и говорила та Прислужница, Малик никогда не был там, где должен был быть. Когда мы росли, нам приходилось выслеживать его, когда приходили уроки, что стало для нас с Киераном своего рода игрой. Мы заключали пари на то, кто первым найдет Малика. Когда наступало время ужина, он всегда опаздывал, обычно потому, что развлекался с едой или напитками, или… просто трахался. Не раз я слышал, как наша мать говорила Кирхе, что у нее было предчувствие, что она станет бабушкой, еще будучи Королевой. Она ошиблась, к большому удивлению всех. Даже я.

Но надежда угасла. Его неспособность быть там, где его не должно быть, не была признаком того, что мой брат, тот, кого я знал и любил, все еще в этой оболочке человека. Это было свидетельством чего-то совсем другого.

— Вы с этой сучкой теперь так близки? — Узы на моем горле натянулись. Я постарался, чтобы мое тело расслабилось, прижавшись к стене. — Что ты не беспокоишься о возможном наказании?

Ямочка на его щеке исчезла.

— То, что я беспокоюсь или не беспокоюсь, не меняет того, что мы по-прежнему братья.

— Это все меняет.

Малик снова замолчал, его взгляд опустился. Еще один долгий миг пролетел между нами, и, боги, он выглядел как мой брат. Звучал как он. Я десятилетиями боялся, что больше никогда его не увижу. И вот он был здесь — и в то же время отсутствовал.

— Что она с тобой сделала? — спросил я.

Кожа вокруг его рта натянулась.

— Покажи мне свою руку.

— Отвали.

— Ты начинаешь задевать мои чувства.

— Что в слове «отвали» дает тебе понять, что я беспокоюсь о твоих чувствах?

Малик хихикнул, и звук был знакомым.

— Чувак, ты изменился. — Он схватил меня за левое запястье, и я начал вырываться, как бы бессмысленно это ни было в моем нынешнем состоянии. Его глаза сузились. — Не будь сопляком.

— Я уже давно не такой.

— Сомневаюсь, — пробормотал он, начиная разворачивать мою руку. Его пальцы были теплыми и мозолистыми. Мне стало интересно, умеет ли он еще обращаться с мечом, и разрешит ли это Избет. Он обнажил рану, позволив повязке соскользнуть на камень. — Черт.

— Привлекательно, да? — Мой смех был холодным, даже когда я вспомнил все те случаи, когда он осматривал какую-нибудь мелкую царапину, когда мы были молоды. Когда я был сопляком. — Это та правда, на которую она открыла тебе глаза?

Его взгляд переместился на меня, а глаза стали еще ярче, чем прежде.

— Ты не знаешь, о чем говоришь.

Я подался вперед, не обращая внимания на кольцо, которое начинало сжиматься. Мое лицо внезапно оказалось напротив его.

— Что она сделала, чтобы сломить тебя?

— Почему ты думаешь, что я сломлен?

— Потому что ты не целостный. Если бы ты был целым, то не стоял бы рядом с монстром, от которого пришел меня освободить. Того самого куска дерьма, который…

— Я точно знаю, что она сделала. — Его взгляд задержался на мне. — Позволь мне задать тебе вопрос, Кас. Что ты почувствовал, когда понял, что наша мать и, вероятно, наш отец лгали нам о том, кто такая Королева Илеана?

Во мне жарко пульсировал гнев.

— А ты как думаешь?

— Ярость. Разочарование, — сказал он через мгновение. — Еще больше разозлился. Вот что я чувствовал.

Да, примерно так все и было.

— Так вот почему ты с Избет? Предал всех и свое королевство? — спросил я. — Потому что мама и папа лгали нам?

Его губы искривились в тонкой улыбке.

— То, почему я здесь, не имеет никакого отношения к нашим родителям. Хотя, если бы они были честны, я бы подумал, был ли бы кто-нибудь из нас здесь.

Знание того, кем на самом деле была Кровавая Королева, могло все изменить.

— Да.

— Но ничего из этого не меняет того, что твоя рана заражена.

— Мне плевать на рану.

— А зря. — В его челюсти, в том же месте, что и у нашего отца, прямо под виском, запульсировал мускул. — Она уже должна была зажить.

— Ерунда, — сплюнул я, когда узы впились мне в горло.

— Тебе нужно питаться.

— Смею ли я повторяться и говорить «ерунда»?

Его губы слегка изогнулись вверх.

— Ты посмеешь продолжать душить себя?

— Пошел ты. — Я сидел, делая неглубокие вдохи, пока путы медленно ослабевали.

— Ты ругаешься больше, чем раньше, — заметил он, глядя на мою руку.

— Это оскорбляет твою вновь обретенную чувствительность?

Он рассмеялся.

— Ничто больше не оскорбляет мою чувствительность.

— Теперь я верю.

Малик вскинул бровь.